Так же, как и Эльвира Сатти, Манюня была состоятельной «кочевницей», только кочевала не по чужим постелям, а по роскошным особнякам, куда входила в качестве законной жены. В любви Манюне везло, как никому. Примерно раз в три года, используя свою красоту и обаяние, Манюня в очередной раз выходила замуж. Однако замужество, как правило, длилось недолго: супруг или погибал в результате бандитских разборок или несчастного случая, или подавал на развод, застав дражайшую супругу в объятьях другого мужчины.
– Ты всё неправильно понимаешь! – в очередной раз кричала Манечка разъярённому мужу, пытаясь одновременно сделать два дела: поспешно натянуть на себя кружевные трусики и вытолкать из спальни обнажённого любовника.
Так же, как и Сатти, Манечка не могла отказать себе в чувственных удовольствиях. Во время развода Манечка не привередничала и не пыталась урвать от состояния бывшего супруга кусок побольше, чем сыскала себе репутацию не хищницы, а слабой женщины, которой просто по жизни не везёт с мужиками.
Получив при разводе причитающуюся ей долю, Манюня тут же улетала в далёкие страны с жарким климатом, где за пару месяцев умудрялась растратить большую часть отступных или нечаянного наследства. После чего госпожа Поливанова снова появлялась в Москве, где основательно и без суеты приступала к поискам нового мужа. И, надо сказать честно, ей это удавалось.
Сейчас, стоя на обочине Ленинградского шоссе рядом заглохшей «Audi», Манюня как раз находилась в брачном поиске. Очередной муж-миллионер, выдававший себя за арабского бизнесмена, оказался заезжим аферистом из Азербайджана. В результате Манечка вместо нефтяных вышек и нефтеперегонного завода получила моральный ущерб в виде развившегося у неё комплекса брошенной жены и финансовые затраты в виде оплаты услуг адвоката и различных судебных издержек.
Каледин притормозил рядом с театрально страдающей Манечкой, и, приоткрыв тонированное стекло, небрежно спросил: «Слышь, плечевая, у тебя оплата почасовая или за ночь»? Манюня уже было воспрянувшая духом, поняла, что её приняли за проститутку, мгновенно приготовилась к отпору и стала напоминать рассерженную кошку. Однако, увидев на виске водителя знакомый шрам и упрямо спадающий на открытый лоб непокорный локон, признала «душку военного» и ласково обозвала его дурачком. Через минуту Манюня уже сидела в машине рядом с Кантемиром, и, активно жестикулируя, что-то пыталась ему рассказать. Кантемир нисколько не волнуясь, что о нём подумает пассажирка, заткнул правое ухо пальцем, а к левому приложил сотовый телефон.
– Ты меня не слушаешь! – взвилась Манюня.
– Не сейчас. – спокойно ответил Каледин и вызвал по телефону эвакуатор. После чего подошёл к сиротливо стоящей на обочине «Audi» и закрыл капот. Потом проверил салон автомобиля и с переднего сиденья забрал забытую Манюней красную сумочку. – Ты автомобиль под цвет сумочки подбирала, или наоборот? – усаживаясь на водительское кресло, с усмешкой спросил он Манечку.
– Когда мой несчастный Серж подарил мне машину, эта сумочка у меня уже была! – со слезой в голосе парировала пассажирка.
Серж был у Манюни третьим, а может, четвёртым мужем. С самим Сержем или Сергеем Арутюновичем Ганиевым – выходцем из Владикавказа, Кантемир лично знаком не был, но слышал, что последний очень быстро поднялся на фальшивой водке и входил в число так называемых «водочных королей» Северной Осетии и Ингушетии. Через пару лет счастливого с Манечкой брака Серж поехал в родной город разбираться о причинах срыва поставки очередной партии водочной продукции в Москву. Поехал и не вернулся. Оппонент Сержа оказался проворней, и в пылу дискуссии первый выхватил пистолет. Серж опоздал на какое-то мгновенье, и это стоило ему жизни. После похорон родственники мужа Манюню к водочному бизнесу не допустили. В ответ Манечка подала в суд, но всё решилось миром. Безутешной вдове досталась трёхкомнатная квартира в центре Москвы и деньги на счетах покойного мужа. Весь бизнес отошёл многочисленной родне Сержа Ганиева.
