Карцев с отвращением пожевал нифеля и по настоянию Сашки еще и проглотил, затем пожевал семечки прямо с кожурой, но их выплюнул. В довершение, повинуясь собственной интуиции, съел пару лимонных долек и побрел в умывальник: чистить зубы, бриться и в целом освежиться. К половине одиннадцатого он выглядел вполне сносно и, напутствуемый фантастическими пожеланиями приятелей, шагнул за порог обжитого уютного номера.
Умиротворенный ласковым майским вечером, с проветрившейся головой, входил Карцев во двор знакомого дома на Красноармейской улице. Повторяя про себя наказ вчерашней полюбовницы (…если свет будет в одном окне, на кухне, то дочь уже уснула…), он взглянул на окна третьего этажа и чертыхнулся: все светились электричеством. Оглядевшись, он выбрал на пустынной детской площадке качели, расположенные как раз против наблюдаемых окон, и стал меланхолически покачиваться. Ожидание – весьма обычное занятие любовников. Он-то еще разместился с комфортом, а вот бедный Казанова (вспомнил легендарную биографию Карцев) как-то всю ночь мерз взаперти на темной лестнице, чтобы утром на ней же в спешке ублаготворить жену ревнивого бюргера…
Между тем свет горел и горел.
– В случае чего подожду до двенадцати, – с затаенной надеждой стал рассчитывать Карцев, – а там с полным правом могу уйти…
Однако возможность отхода была тотчас пресечена погасанием света в одном из трех заветных окон.
– Видимо, дочь спать легла, – с неудовольствием констатировал горе-любовник. – Когда-то уснет? Через десять, двадцать, тридцать минут?
Верным ответом оказалось: пятнадцать.
Окончательно растоптав мысли о дезертирстве, Карцев встал с качелей и через минуту легонько пробарабанил пальцами по нужной двери. Тем не менее, он был услышан, в прихожей раздались легкие шаги, и в распахнутой двери обрисовалась фигурка Аллы все в том же халатике на голое тело. Войдя и не отрывая от полузнакомой женщины взгляда, Сергей приметил, как покорно опущены ее руки, как беззащитны тонкие ключицы в вырезе халатика и каким боязливым ожиданием наполнены ее глаза… Неподдельное нежное чувство затеплилось в его только что готовившейся к отступничеству душе. Неожиданно для самого себя он слегка присел, обхватил Аллу предплечьями под ягодицы, прижал, выпрямившись, теплое лоно к своей груди и понес драгоценную добычу к обжитой вчера кровати…
Спустя час раскинувшаяся на подушках напрочь изнеженная женщина попыталась что-то сказать, но осевший голос ей отказал. Лишь погодя она все-таки спросила:
– Где ты всему этому научился?
– Книжки читаю, – проронил Карцев. И добавил зачем-то: – Мы с женой все это перепробовали.
– У тебя, наверное, много любовниц? – несколько повернула тему Алла.
– После женитьбы практически не было.
– Что значит "практически"?
– Ну, зажимал по углам то одну, то другую, да по-скорому пару раз перепихнулся…
– Как некрасиво вы, мужчины, иногда говорите: перепихнулся! А ведь те женщины, которые это тебе позволили, возможно, желали и испытывали счастье?
– Возможно, – закруглил тему Карцев.
– Значит, со мной у тебя по-особенному, почти как с женой? – не отступалась совратительница.
– С женой у меня почти никак, – опять ненужно соткровенничал прелюбодей.
– Она тебя разлюбила? – с благоговейным ужасом спросила Алла.
Тут Карцев на мгновение задумался: действительно, любит ли еще его Марина? Потом ответил:
– Вероятно, нелюбовь наша сейчас обоюдна.
