Три жизни, три мира. Десять ли персиковых цветков - страница 20
Скорее всего, этот малыш – сын одного из бессмертных. Заметив, что он увлеченно снимает водоросли, облепившие коралл, я решилась осторожно начать беседу:
– Малыш, что ты делаешь?
Даже не подняв головы, он ответил:
– Убираю траву. Отец сказал, что под этими сорняками скрываются самые прекрасные кораллы Восточного моря. Я никогда их не видел, поэтому хочу посмотреть.
Видимо, это отпрыск одного из членов Небесного клана.
Видя, как Колобочек усердно трудится, я пожалела его и решила протянуть руку помощи. В кармане моего рукава лежал веер, который я тут же передала ему, заботливо подсказав:
– Взмахни веером – от водорослей и следа не останется. Сможешь увидеть кораллы во всем великолепии.
Он продолжал бороться с травой, но все же решил прислушаться к доброму совету и, взяв веер, взмахнул им.
Внезапно налетел порыв ветра такой силы, что Хрустальный дворец трижды содрогнулся под его напором. Морская волна высотой в десять чжанов с ревом хлынула, сметая все на своем пути. Такая же стремительная, как божественный меч, который извлекли из ножен, и такая же бешеная, как сбросивший узду степной жеребец.
За время меньшее, чем потребовалось бы для заваривания чая, темное жилище Владыки Восточного моря снова превратилось в великолепный Хрустальный дворец. Я замерла в немом изумлении.
Сила веера напрямую зависит от силы бессмертного, использующего его. Я не предполагала, что в маленьком Колобочке таится столько силы. Он ведь одним только легким взмахом веера смог вернуть Хрустальному дворцу его первоначальный блеск. Мне захотелось рукоплескать его таланту, однако я сдержала свой порыв.
Колобочек плюхнулся на землю и, округлив глаза, неуверенно спросил:
– Мне теперь конец, да?
Я поспешила успокоить его:
– Не волнуйся, конец не только тебе, это же мой веер…
Колобочек вытаращил глаза. Я подумала, что мальчика напугала шелковая повязка, скрывавшая три четверти моего лица. Я уже собралась было снять ее, но Колобочек, быстрый, словно ветер, подбежал ко мне и, обняв меня за ногу, что есть мочи закричал:
– Матушка!
Вот теперь стало страшно мне.
Мальчик, обхватив мою ногу, рыдал навзрыд, причитая:
– Матушка, ну почему ты бросила отца и своего А-Ли? Почему оставила нас?
Между делом он еще успевал вытирать набегающие слезы подолом моей юбки.
Эти рыдания заставили мое сердце сжаться от страха. Я напрягала память, пытаясь вспомнить, могла ли я несколько тысяч лет назад бросить мужа и ребенка? В этот момент позади меня раздался чей-то низкий, глубокий голос:
– Су… Су?
Колобочек резко вскинул голову и нежным голоском позвал отца. Однако его руки по-прежнему крепко обнимали мою ногу. Он держал меня с такой силой, что мне никак не удавалось повернуться. И поскольку я на много поколений старше его, мне было неловко просто наклониться и расцепить руки ребенка, так что приходилось стоять и терпеть.
Отец мальчика, сделав пару стремительных шагов, быстро оказался возле меня. Он стоял так близко, что мне пришлось опустить голову, и все, что я видела, – это пара черных сапог с вышитыми на них облаками и полы темного одеяния, украшенные тем же рисунком.
Тяжело вздохнув, мужчина снова обратился ко мне:
– Сусу!
Ну я точно не была некой Сусу, к которой обращался незнакомец в черном.
Четвертый брат часто говаривал, что у меня короткая память. Однако я прекрасно помню, что за мою тысячелетнюю жизнь кто-то называл меня Пятой сестрицей, кто-то А-Инь, а кто-то дал прозвище Семнадцатый. Большинство знакомых обращались ко мне не иначе как «тетушка», но никто и никогда не называл меня Сусу.