Брюссельская капуста, огурцы, томаты, черри, яблоки, сливы и груши росли исключительно под стеклянными колпаками в специально построенных парниках. Другие названия фруктов и овощей выветрились из словарей, обиходной речи, больше не всплывая ни у кого в памяти, ни на поверхности стеллажей, чем они все пользовались в качестве мебели.
Вычурные изделия XXII века гордой цифровой цивилизации ушли в далекое прошлое, оставив после себя груды пластиковой посуды, ветхие бетонные каркасы небоскребов, смартфоны, законсервированные, недостроенные теплицы с отсутствием обогрева и полива, заброшенные после нескольких взрывов фабрики, заводы; заваленные отходами туристов перенаселенные приморские пляжи и большое количество устало слоняющихся, безработных клонов, чьим местом жительства были те самые кладбища отходов, заржавленные, подводные лодки, в бесчисленном количестве брошенные в любом доступном месте.
Металл считался самым низкопробным, строительным материалом, пригодным только для реализации в пригородных районах для обмена на графит и целлюлозу, чтобы приспособить выращенные в верхнем грунте ростки для пересадки в труднодоступную для клонов область. Конфуцианство взяло, наконец, верх над зримыми другими религиями. Процветая, уничтожая всех иноверцев, мир превратился в отхожую яму для кощунственных свидетельств прежних, цифровых цивилизаций, так долго шедших к своему самоуничтожению благодаря усилиям террористов и уголовников, сумевших за сравнительно короткий срок – порядка двух столетий, что для всего развития планеты было сущей мелочью, – навлечь на себя проклятие потомков.
– Портится проводная система, – сказал Габриель, когда осмотрел весь электромобиль, пришел сигнал о возможности покинуть пост дежурного, чтобы пропустить машину в зону доступа.
– Это опасно?
– Нужно еще раз встретиться после общего тестирования, – он тут же назначил ей деловое свидание, доверяя роликовому роботу, как самому себе.
– Да, ты уже говорил мне об этом, – ответила она резко, внезапно теряя терпение, не надеясь попасть в труппу театра в ближайшие полчаса. – Сколько можно напоминать об одном и том же, – мелодичным голосом заявила она, как каждая оперная дива, считавшая своим личным долгом руководить процессом в любой ситуации.
– Разве? Что-то я не заметил, – парировал он смущенно, витая в облаках.
– Лучше надо работать, а не за девушками бегать по ночам, – бесцеремонно произнесла принцесса, подозревая его во всех смертных грехах.
– Шутить мы не будем, – предупредил дежурный, приближаясь настолько близко, что у Регины возникло ощущение, что он о чем-то недоговаривает.
– Встретимся на орбите обязательно, если за тобой не числится ничего предосудительного, например, военного участия в криминальных разборках на Евроазиатском континенте или в Латинской Америке. Мы можем общаться телепатическим образом.
– Прекрасная идея!
– Запомни, что называть меня можешь просто принцесса. На свидания для телепатического общения я никогда не опаздываю, – Регина была разговорчива, как все восторженные девушки ее возраста, окончившие театральные курсы с прекрасной характеристикой. Они были способны участвовать во всех исторических фильмах, снятых, чтобы запечатлеть себя и ход развития настоящего, перенесенного в далекое будущее, как это делали Дюрер, Рембрандт, Рафаэль и другие живописцы, представители эпохи Возрождения.
