Обнюхал отпечаток женской туфли и помчался дальше. Все естественно устремились за ним. Но бежали недолго, пёс несся быстро, а то место, куда он их привёл, поразило всех до бескрайности; это был дом городничего. Пёс лаял и рвался вовнутрь, словно сумасшедший, его неистовое рычание сходу стало будоражить всю округу. Делать нечего, пришлось вновь применить нестандартные методы проникновения в дом, проще говоря, вышибать в дверь. Особенно усердствовал Нифонт.
– Ломайте её!… Снесите к чертям!… Ради головы сына ничего не пожалею!… всех озолочу!… – кричал он, и полицейские повиновались. Вынесли дверь за две секунды. Пёс сразу ринулся вверх по широкой лестнице, ведущей на второй этаж в женские покои. Притом ринулся не абы куда, а прямиком в комнату дочки городничего. Все гурьбой бросились за ним. А там, в комнате, на туалетном столике, возле постели, покрытая кружевной салфеткой, стояла на гранитной подставке голова Феофана. Нифонт мгновенно сдёрнул с неё салфетку, и пред всеми тут же открылось лицо его сына с той неподражаемой, широкой, белозубой улыбкой, что он всегда имел на устах. Да-да, голова Феофана, невзирая на свою отдалённость от тела, весело улыбалась.
– Нет, ну вы посмотрите на него,… он и здесь смеётся!… Ну что за человек такой, ему голову отсекли, а он ржёт как лошадь!… Ох, Феофан-Феофан,… доулыбался-таки… – укоряюще воскликнул Нифонт, и взял голову сына в руки. Отчего тут же проснулась спящая рядом дочь городничего, Фёкла.
– А ну дай сюда!… он мой!… я его себе забрала!… Теперь он навсегда при мне будет,… нечего по другим девкам шастать,… я его вчера весь день выслеживала пока он по ним бегал,… аж к дочке лесничего совался!… Но я его выследила,… от меня не сбежишь,… что он, зря что ли, мне глазки строил, соблазнял да подмигивал?… я такого не упускаю!… теперь он навеки мой!… – вырвав у Нифонта из рук голову его сына, категорично заявила она и прижала её к своей груди. Тут и сказать-то нечего, диагноз нужен; не то девка ума лишилась, не то её любовь с ненавистью смешались да в порочную болезнь превратились, пока неизвестно.
Но одно ясно точно, это она вчера повсюду за Феофаном загадочной, чёрной тенью ходила-следила. А потом загнала его, как лиса зайца, на окраину леса, повалила, припёрла к землице сырой, да его же ножом ему же голову-то и отрезала, ведь она девка здоровая, под стать Феофану, силы ей не занимать, враз с ним справилась. А затем с собой домой голову его забрала, в качестве трофея. И пока трупного окоченения не наступило, выправила ему его неподражаемую улыбку, вот и весь сказ. Так он и простоял у неё до самого утра с улыбкой на лице, на столике под салфеткой, словно украшение какое-то. Кстати, нож Феофана тут же в комнате под матрацем у Фёклы нашли. В общем, её полностью разоблачили.
Однако дело это щепетильное, тут ведь не простая мещанка мелкий проступок учудила, а дочка самого городничего беды натворила, разница большая, подход особенный нужен. А что делать никто не знает, случай-то специфический. Ни сам городничий, прибежавший с домочадцами на шум, не знает, как поступить, ни полицмейстер с подчинёнными выхода из создавшегося положения не видят, ни даже матушка Фёклы слова сказать не может. Все в замешательстве. Но Нифонт хитрая его душа, изворотливый ум, быстро сообразил, как ему даже из всего этого выгоду извлечь.
– Ладно, хватит вам тут голову ломать, как поступать!… Я всё сам улажу,… только для этого надо свадьбу сыграть!… Уж, коли Фёкла его так любит, то пусть замуж за него и выходит!… Ну не так конечно, как он сейчас есть, без тела с одной головой,… одной-то головой долго не налюбуешься, амурных отношений захочется!… Так что голову я к его туловищу прилажу,… это дело мне под силу,… раз-два и приращу, на то и заговор верный знаю,… но вот только с его рассудком дело обстоит гораздо сложнее!… Ходить, говорить, кушать, пить и даже супружеский долг исполнять он, конечно, сможет,… а вот мыслить, как прежде, уже не получиться!… Скорей всего он так и останется непутёвым дуралеем,… будет постоянно улыбаться да лишь о любви толковать,… вот так-то… – рассудительно обозначил он будущее своего сына, на что Фёкла аж радостным смехом зашлась.
