В соборе тихо, разве что нищих возле лестницы не видать, да и прихожан совсем не так много. Казалось бы, вот она, беда, на пороге: у кого человеку искать спасения, у бога или у флота? Горожане осаждают порт, а в храме почти никого. Сам флотоводец был человеком верующим, но все же не истово. Праздники справлял вместе со всеми, архипастырю служил верой и правдой, но при выборе того, чем обращаться к супостату – словом божьим или камнем из баллисты, – всегда выбирал надежный камень. Охрану Соловей оставил у входа, в храм к архипастырю пошел один. Кто его знает, как отреагирует владыка на провал, осерчает, поди. Подчиненным этого видеть не следует.
Вопреки ожиданию, Ерема не осерчал. Владыка тихо молился перед иконой богоматери, осеняя себя крестным знамением.
– Вернулся? – только и поинтересовался он.
Флотоводец поцеловал протянутый перстень и поклонился.
– Прощения прошу, не сдержали врага, оплошали.
– Знаю. Сон третьего дня видел. Собака на берегу лаяла на чайку, которая по морю плыла. Большая собака, злая, грязная. А потом как бросится в воду и схватила чайку за крыло. Птица вырывалась, пыталась собаку клюнуть, да куда там.
– Загрызла птицу?
– Загрызла, – вздохнул Ерема, – вот только из-под чайки птенец упорхнул, собака пыталась и его схватить, да только впустую зубами щелкнула в воздухе. Упорхнул тот птенец.
– И куда же он упорхнул?
– На волю, – улыбнулся архипастырь, – а раз птенец упорхнул, значит, еще не конец.
Владыка вдруг нахмурился и стал серьезен.
– Ты на меня больше время не трать. У тебя теперь задача трудная: спасай то, что осталось, собирай на корабли всё: казну, людей, творения искусства. Спасай все что можешь. Беги.
– Куда? В Царьград?
– Нет, про великий город я другой сон видел, туда не ходи. На Русь плывите, вот куда.
– Там же язычники, – опешил флотоводец, – чем они лучше степняков?
– Говорю тебе, на Русь беги, там наше будущее, только там, и нигде более. Собирай все что можно – и туда. Вот тебе мое на то благословение.
– А вы, владыка, как же вы?
– Я свое пожил, стар я уже бежать. Тут помру, тут место хорошее, намоленное. А вы бегите. Вот тебе печать моя: если кто супротив будет выступать, ты ему печать покажи. Ты теперь главный.
Разговаривать дальше архипастырь отказался, он буквально выгнал флотоводца из кельи, вернувшись затем к своей молитве.
У лестницы нового хозяина рушащегося государства дожидались только трое моряков. Флотоводец даже опешил поначалу.
– А где остальные?
– Остальные… – старший из оставшихся моряков замялся, – они как бы ушли.
– Что значит «как бы ушли»? Здесь флот, а не посиделки на лавочке. Тут нельзя «как бы уйти», тут можно дезертировать.
– Они семьи свои возьмут и вернутся, – пробасил чернобородый здоровяк.
– И наши тоже возьмут, – добавил третий, – а мы остались за них службу выполнять. Так что не надо их наказывать, не к добру это будет.
Флотоводец неожиданно для себя осознал, что он один против трех крепких мужиков, каждый из которых, как бы невзначай, положил руку на эфес моряцкой сабли. И дисциплина, которая всегда держалась на осознании неотвратимости наказания, сейчас может дать слабину. А ведь это были вовсе не разбойники и не враги. Это хорошие люди, верные моряки из его команды, но если дать хорошим людям приказ бросить на растерзание врагу свои семьи – кто знает, на что они решатся…
– Ладно, потом разберемся, – сдал назад флотоводец, – свои семьи не бросим.
