Триколорный перекресток - страница 21

Как заметила начальник отдела кадров, что когда с ним разговариваешь, то видно, что он тебя слышит, а если резко возразит, то даже не обидно, потому что его характеру было присуще через некоторое время, как бы невзначай, вернутся к прошлому разговору с объяснением причин несогласия. Факты и положительная характеристика сотрудников твёрдо убедили меня в том, что его надо освободить из-под стражи на подписку о невыезде.

«Герман, ты не торопись, – возразил Максим Ильич, – во-первых, ряд установленных тобой фактов всё ещё требуют подтверждения экспертизы; во-вторых, твой подследственный – это личность с большим опытном в таких делах, в-третьих, он человек сколотивший своё состояние в туманной мгле 90-х, где не всё прозрачно, и в-четвёртых, с какого перепуга ты так ратуешь за малознакомого тебе человека. Но всё это только с одной стороны, а вот тебе другая сторона дела, во-первых, ходатайство пришло от прокуратуры, с которой нам нужно поддерживать «родственные» отношения потому что мы родственные организации, во-вторых, прокуратура занялась делом согласно заявления наследников вполне правомочных требовать расследования в легальном смысле, в-третьих, есть реальное основание предположить сговор прокуратуры с наследниками, как это изначально было предложено Нефёдову, да только наоборот, и в-четвёртых, если последнее предположение верно, то нам следует дать возможность прокуратуре выйти из этой ситуации достойно, как например: поставить её в известность о вскрывшихся фактах, дать ей возможность переговорить с наследниками, которые поразмыслив могут забрать своё заявление, а прокуратура напишет нам, что в связи с отзывом претензий, она прекратит поднадзорность по делу при подтверждении экспертизой подлинности договора, ну а теперь выдай мне как ты относишься к такому ходу событий?».

В ответе Донкина Герман почувствовал лёгкий укол подозрительности, воспринятый как незаслуженный укор недостаточно мотивированных намерений, и он спросил: «Максим Ильич, как вы полагаете вправе ли следователь воспринимать результаты своей деятельность с долей уважения к самому себе?»

«Звучит интригующе и почти философски, – ответил Донкин, – Поясни пожалуйста».

«Хорошо, – ответил Герман и продолжил, – ну положим, что я спросил самого себя в чём же заключается моя работа, и возможно мои рассуждения ошибочны, но по моему глубокому убеждению она заключается в том, чтобы найти факты, которые как светлячки вспыхивают в мрачной темноте преступления, чтобы осветить дорогу к справедливости. А вот достижение этой справедливости даёт следователю ощущение своей нужности и полезности в обществе наполняя самосознание самоуважением. При этом чувство сопричастности к важному и нужному базируется на фундаменте, который юридически закреплён как принцип независимости следователя, что по существу и определяет мотивацию моих намерений, однако, поймите меня правильно, ведь вы знаете, что я не смотрю на жизнь сквозь розовые очки и практически абсолютно согласен со всем что вы сказали, но порой мне вспоминается старая быль о расстриге-попе, которого защищал знаменитый адвокат Плевако, сказавший обращаясь к присяжным заседателям: «Уважаемые господа мой подзащитный многократно отпускал вам все ваши грехи всю вашу жизнь, так отпустите и вы ему всего один раз люди русские» и попа оправдали».

Лицо Донкина поначалу вытянулось, но под конец он расхохотался постучав ладонью по столу и весело сказал: «Ну ты Герман, даёшь, так серьёзно начал и так здорово перескочил на анекдотическую концовку, молодец, далеко пойдёшь, действительно хорошо: у них вора отпустили, а у нас невиновный сидит, а коли так давай поступим следующим образом, я лично пойду и доложу нашему генералу о полученных сведениях и постараюсь его убедить лично переговорить с прокурором о необходимости уладить возникшие нестыковки. Ты же должен в ускоренном порядке инициировать нужные экспертизы и вложить их в эту папку, ну а теперь всё, иди и помни завтра у нас в 10 утра совещание и раздача новых запутанных дел. К тебе только одна просьба. Помни, что ты не адвокат».