Он взлетал на воздух как пружина и, проделав на фоне неба великолепное сальто мортале, падал вниз головой, непреклонный и прямой как стрела, погружаясь в воду без единого всплеска, без единого звука, а потом выплывал на расстоянии сотни метров!
– Вот дьявол! Ну и молодчина этот англичанин, правда, а?
– Видели ли вы когда-нибудь подобный торс?
– А руки-то!
– А ноги, громы небесные! Не хотелось бы мне, чтобы такой полез со мной в драку! – И т. д. и т. д.
Omne ignotum pro magnifico![11]
Если бы наш климат позволял, мы, вероятно, ходили бы безо всякой одежды и потому, хотя мы по-прежнему убивали бы, лгали, грабили, клеветали на наших ближних, нарушали день субботний и произносили имя господа бога нашего всуе, всё-таки множество других прискорбных пороков перестало бы существовать просто в силу того, что не стало бы ничего тайного, и христианские миссионеры избавились бы от одной из своих самых непосильных задач на этой грешной земле, а Венера-Афродита (она же Асельгейя) стояла бы с протянутой рукой в одном ряду с портными, портнихами, сапожниками; и, может быть, все мы были бы сложены как Тезей или Венера Милосская, которую возвели в ранг богинь только за то, что она была так хороша!
Во всяком случае, не стало бы больше никаких наглых, коварных надувательств, искусных соблазнов, преждевременных горьких пробуждений от юношеских любовных грёз, и потомству не доставались бы в наследство скрытое уродство, хилое телосложение и ещё кое-что похуже!
И множество цветов, рождающихся сейчас в безвестности для того, чтобы отцвести украдкой в уединённом уголке, не радуя ничей глаз, заняли бы подобающее им место в цветущем розовом саду. А бедной мисс Гейль, натурщице, разрешили бы пополнить свои скудные заработки преподаванием искусства быть красивой и умению красиво вести себя дочерям богатых английских буржуа в пансионе для молодых девиц у мисс Пинкертон, в местечке Мол, графство Чизвик.
Покорнейше прошу моего случайного читателя великодушно простить меня как за самую тему, так и за длинное и, наверное, никому не нужное отступление. Тем, кто, возможно, узрел повод для искреннего негодования или серьёзного порицания в факте, который лично для меня всегда представлял собою нечто обыденное, понятное и не требующее доказательств, я в своё оправдание могу только сказать, что испытываю столь же глубокое, искреннее уважение и любовь к милому творению, которое, как говорят, бог создал по своему образу и подобию во имя цели, ведомой лишь ему одному.
Отнюдь не ратую я также за такие пагубные и крайние меры, как полное упразднение всех решительно одежд, будучи самым зябким из смертных и совершенно непохожим ни на мистера Тезея, ни тем более на мистера Одиссея.
Трильби приводила порой в мастерскую на площадь св. Анатоля маленького своего братика, разодетого как на светлое Христово воскресенье, в локонах и напомаженного, с тщательно вымытой рожицей и ручонками.
Это был очень привлекательный малыш. Лэрд наполнял его карманы разными шотландскими сластями и писал с него маленького испанца в картине под названием «Сын тореадора» – милого маленького испанца с голубыми глазами, льняными локонами и бело-розовым цветом лица в виде пикантного контраста смуглым его родителям.
Таффи размахивал им взамен булавы или гири, к непередаваемому восторгу мальчугана, а также качал его на трапеции и учил боксу.
