– Ладно, Антон, хватит теорий, – разрезал Белов. – Что сейчас говорить… Смотрите-ка!
Двойная дорожка маленьких пузырьков вилась впереди байдарки. Это были не плесневело-опухшие пузыри, какие мутным потоком текут после перекатов, а утончённо-редкий след работы недавних вёсел.
– Взялись? – кинул Зуев через плечо.
Как гончая, байдарка понеслась по следу. В то же время ещё более потемнело и начался дождь. Он дробил несильно и ровно, шорохом фона, не просачиваясь внутрь, где разгорячённые мышцы совершали свой летучий азарт. Дождь, по энтропийной привычке стихии, стирал следы, однако в сплошной пупырчатости опытным вниманием можно было уловить маленькие искусственные воронки, – и Белов не упускал невидимого соперника.
– Чисто идут, – негромко одобрил он; но Зуев отчётливым толчком сердца услышал, что это означало: а я пройду чище. И полузабытая дрожь нервов постучалась в его тесные, все в капельках, пальцы.
Вскоре в обрубленной перспективе реки, растушёванной моросью, показалась байдарка. Через два-три колена расстояние сократилось метров до ста.
– А это не уфимцы, – удивился Белов, когда на очередном повороте из-под капюшонов блеснули напряжённые профили. – Этих я плохо знаю.
– Сильный экипаж?
– Да не сильней силы!..
Соперники, которых теперь им подставила река, были одеты в ветровки с плотно завязанными капюшонами, так что, погружённые в акустику дождя, не слышали ничего за спиной, – и Белов, войдя в их воду, подкрался незамеченным. Затем он, словно одним длинным зависшим прыжком, выскочил в уровень. Зуев с одномоментной вибрацией удовольствия и сожаления заметил, как те испуганно дёрнулись в сторону и сбились; это был изящный удар.
Белов, не сбавляя хода, обменялся парою быстрых фраз и уже отваливал, не дав ухватиться. Впрочем, соперники и не пытались. Они шли одоленьем, приняв дождь неприятностью и препятствием, отчего их гребля выглядела тяжеловесно и предельно. Да уже и заходился этот долгий день, всех утомив; только Зуев был не утолён и оборачивался, предлагая или предполагая схватку. Второй раз сегодня он ощущал в теле пронзительную готовность глубины. Но насыщения не было: дождь, пульсирующая река, чужая байдарка, печально-сиреневатый вечерний свет, – всё это они пересекали диагональю…
Через полчаса, когда соперники совсем отстали, на дальнем берегу, под скалою, острозубо вдающейся в небо, полыхнул свет.
– Вот и они, голубчики!
– Отдыхают уже, – сказал Зуев.
В самом деле, уфимцы успели поставить палатку, натянули тент и теперь ждали только, чем их порадует котелок. Костёр трещал и пах пихтой.
– Эй, сибариты, дождя испугались! – позвал Белов, подойдя к берегу.
– О! – откликнулся лёгкий гортанный голос, но никто не появился из-под тента. – Никак Стас Белов козыряет: в ночной обгон пошёл. Али на наш огонёк забрели? А мы сидим, забубённые головушки, чаёк раскинули, ждём – кого б угостить…
Белов промолчал, а шумно, с плеском, сработал веслом.
– А? – раздался тот же голос, когда и Зуев взялся за весло. – Чтоб нам лопнуть с этого чая! Ну, Никола в путь!
Белов фыркнул. Они несколько отплыли.
– Вы обиделись, что ли? – спросил Зуев.
– На Ромку-то? – Белов рассмеялся. – На него не разобидишься, лукавый парень, но хороший. Надёжный.
– А то бы к ним…
– Заскучали?
– Просто как-то категорично.
– Не хочется лишнего напряга. Зачем в долги влезать? Встанем сейчас спокойненько…
Но пролетел луг без единого деревца, и затем оба берега круто взмыли вверх.
