Тринадцать секунд короны - страница 3

Мы с Сергеем вышли на трап, помнится, последними. Внизу у трапа стояли НЕГРЫ в светло-зеленой (цвета S7) униформе работников аэропорта – такой же, что носят и в Стамбуле, и в Москве под сенью всеобщей глобализации.

В темноте белели их (негров) глаза.

В моем давнем советском детстве слово «негр» не обозначало ничего иного, кроме как «человек, принадлежащий соответствующей расе». В книге Гарриэт Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома» слово употреблялось, наверное, много тысяч раз, и это было нормально. Однако с некоторых пор политкорректность не позволяет цивилизованным людям использовать этот термин, который кому-то кажется оскорбительным и поэтому неприличным. Честно говоря, я этого не понимаю и считаю обсуждаемое слово не более обидным, чем, скажем, слова «европеец» или «азиат». Но поскольку проблема в принципе существует, хочу оговориться: слово «негры» я продолжаю употреблять, как привык с детства, но, конечно, без каких бы то ни было уничижительных коннотаций. Для любого слова, указывающего на национальность либо расовую принадлежность, непременно найдутся люди, которые будут считать это слово оскорбительным – что ж теперь с этим делать? Это их персональные проблемы. Не запрещать же теперь весь словарь.

Итак, у трапа стояли негры. Точнее, негритянки. Симпатичные.

«Хай!» – сказал я, одной из них, нисходя по трапу, а она ответила: Welcome! – и улыбнулась в ответ. Надеюсь (хотя шансов на это чрезвычайно мало), не только согласно должностной инструкции.

Мы подошли к темнеющей громаде двухэтажного автобуса, и мне показалось, что крутая лестница в автобусе была не короче трапа «Боинга». В тусклом люминесцентном свете здесь уже сидели нахохлившиеся пассажиры нашего рейса, после шестичасового ночного перелета выглядевшие, прямо скажем, не лучшим образом. Мы протиснулись вперед, встав за спиной водителя, и автобус тронулся.

Мы ехали по бетону вдоль каких-то одноэтажных построек и стоящих поодаль самолетов с темными дырами иллюминаторов – как будто кто-то прострелил фюзеляжи длинной автоматной очередью. Почти вплотную за окном автобуса внезапно возник сплошной трехметровой высоты забор (подобный тем, что отгораживают в Подмосковье вышедших из народа от самого народа). По верхней кромке забора тянулся мощный жгут скрученной колючей проволоки. Наконец автобус остановился, мы спустились по крутой лестнице ко входу в обширное одноэтажное здание – явно бывший грузовой склад или что-то в этом роде. Бетонный неровный пол, бетонный потолок, оштукатуренные и побеленные стены с единственным ярким пятном – рекламным плакатом, на котором красивый негр и очень красивая негритянка радостно улыбались стакану какого-то фруктового сока.

Мы сконцентрировались вокруг ленты транспортера, на котором устало вращался по кругу некий чемодан. Вероятно, со вчерашнего вечера.

Мрачный и не очень гостеприимный ночной облик международного аэропорта Джомо Кениата в Найроби объяснялся несложно. В августе главные авиационные ворота Кении пострадали от сильнейшего пожара, когда пламенем было охвачено основное здание этого крупнейшего аэропорта Африки. Пожар начался в зоне прилета, которая выгорела полностью. Сейчас ведутся работы по сооружению нового здания, и для пассажирских терминалов используются временно приспособленные для этого строения.

Мы с Димой Семеновым уже обращали внимание на то, что практически всем нашим экспедициям почему-то предшествуют неприятности в той стране, куда мы собираемся. В нынешнем году Найроби пережил пожар в аэропорту в августе и страшный теракт в сентябре. Незадолго до перелета на чилийский остров Пасхи в 2010 году землетрясение нанесло большой ущерб столице Чили Сантьяго. Во время этого стихийного бедствия погиб хозяин турагентства, с которым мы вели переписку и кому уже был отправлен аванс. Перед нашей автоэкспедицией в монгольскую пустыню Гоби в 2008 году произошли беспорядки в Улан-Баторе, чего там, кажется, не бывало отродясь. А острова Гилберта (Республика Кирибати, экспедиция 2009 года) вообще начали уходить под воду, в связи с чем президент (беретитенти) страны Аноте Тонг, которому я имел честь пожать руку (хотя и по другому поводу), вскоре после нашего визита обратился в ООН с призывом переселить граждан республики с тонущего архипелага. Я, разумеется, исповедую принцип «после» не значит «из-за» и такие якобы закономерности не комментирую.