Трип на юг - страница 27



Дикарка приветливо здоровалась, даже не подозревая, насколько сильно сдвинула пласты его души. Внутри Бора бушевал древний тоскливый докембрий: сталкивались литосферные глыбы, извергались потоки магмы, взмывали ввысь облака серного газа – и ничего живого.

Однажды вечером в дверь комнаты постучали.

Красные глаза, влажные щеки. От Дикарки не осталось и следа – девочку Лену хотелось затащить внутрь и укрыть от невзгод под своим одеялом.

– Что случилось?

У нее отобрали сумку с деньгами и зачеткой отличницы. Могло быть и хуже. Чудом вырвавшись из крепкой мужской хватки, она стремглав бросилась в людное место. Макса с ней не было, не было его и в общежитии. Вечер пятницы, Максим с остальными зависли на чьей-то квартире, а ей к зачету готовиться.

В чашку плеснул кипяток, и Дикарка одернула пальцы. Бор принялся дуть – от усердия чайная лава потекла по рукам, но кожа не ощущала ни боли, ни жара.

Дикарка не знала, к кому пойти, одной было страшно. Тогда подумала о Боре. Да уж, он всегда в зоне доступа: с головой погрузился в учебу и покидает комнату только ради лекций и походов в гастроном за углом.

Всхлипывая, девушка говорила, а Бор заворожено смотрел на свою мечту. Совсем рядом, протяни руку и дотронься. Но он не смел, будто Максим огородил подругу колючей проволокой и пустил ток.

– Спасибо, что не оставил меня одну. – Лена подняла заплаканные глаза с черными лунами зрачков.

– Как же иначе? – ответил Бор. – Я для тебя все сделаю. Убью, если хочешь того урода, что напал на тебя. И неважно, что вы с Максимом… – чертов язык выдал его с головой. – Прости, зря я это сказал. Будьте счастливы вместе.

Дикарка слушала не дыша.

И тут в общежитии вырубило пробки. Февральский вечер ворвался в комнату. Свет фонарей отражался от снега – желтый, больной. Стены и потолок цвета сепии, словно на старом снимке.

Она сама обняла его, прижалась к груди, ладони скользнули под майку. Прикосновение окатило упругими волнами. Что вдруг на них нашло, – быть может, прорвалась наружу долго сдерживаемая потаенная тяга либо от пережитого страха девушке захотелось тепла – так и осталось загадкой. Бор притянул Лену к себе и осыпал жадными поцелуями соленые щеки и губы с ускользающим вкусом дешевого вина. Она не противилась и прикрыла глаза. Вулканы взрывались жаром, под кожей текла раскаленная магма. В прорези блузки мелькнул сосок – выстрелил, убил наповал, тогда Бор совсем поплыл и потерял равновесие…

Когда Максим объявился, Бор не промолвил ни слова: что ни скажи, прозвучит оправданием. Девушку Макс отправил за дверь, а Бор получил от бывшего друга по челюсти. Они помахали кулаками неуклюже, как школьники: для обоих драка стала крещением. В полном молчании вцепились друг в друга, катались по полу клубком ревности, раздавали пинки, царапали костяшки об зубы, хватали за горло и душили, пока не разняли примчавшиеся на шум соседи.

Бор долго терпел насмешки. Теперь он предатель, а Дикарка растеряла достоинство, ошибочно приписываемое девушкам без богатого послужного списка. Нажила обидчиков из бывших завистниц, стала пропускать занятия, избегать с ним встреч. Но самым невыносимым было лицо Максима, когда сшибались их с Бором взгляды, – его сочащаяся ядом ненависть.

Бор почти решился забрать документы. Отец бы, конечно, не простил. Суровый тучный мужчина, заведующий текстильной фабрикой и подпольным цехом, где шили американскую «монтану» из контрабандной дерьмовой ткани, любил повторять, склоняясь к лицу сына так близко, что тот чувствовал мятный запах его рта: «НЕ НАДЕЙСЯ, ЧТО БУДЕШЬ СИДЕТЬ У МЕНЯ НА ШЕЕ».