Триптих откровения - страница 7
– Как же тебе удавалось сочетать всё это с работой?
– Всё просто. Приезжая на место, я, как правило, арендовал в ближайшей автобазе грузовой автомобиль, необходимый для работы. Для этого надо было оформить бумаги и дождаться из объединения перечисления денег. Пока не поступят средства, я был свободен. Вот тогда-то от нечего делать я писал и публиковал в местных газетах свои опусы.
– Помню, помню, – вмешался в разговор Сергей Червонных, – в нашей областной газете «Путь Ленина» я встречал твои стихи «Язык камней» и ещё что-то.
– Было такое, – подтвердил я. – Особенно много печаталось на Мангышлаке. Там я побывал почти на всех нефтепромыслах и не только.
– Может, что-нибудь прочтёшь наизусть, Юрец? – попросил Пиринский.
– Не проблема, – ответил я. – Только стихи по-пьянке плохо усваиваются.
– А без пьянки у нас времени для этого не будет. Давай, Юрец, сделаем так – стихи твои будем слушать не «по-пьянке», а вполпьяна, – подвёл итог Александр.
– Само то, – согласился я. – Вот когда мы с Сергеем блуждали по пескам, у меня появилось стихотворение «Живой песок», прочту главные строки:
Среди безмолвной дикой прелести,
Там, где раздолье и тоска,
Бугристый, грядовый, ячеистый
Лежит живой массив песка.
Дитя воды и ветра буйного
На неподвижность обречён
За то, что нрава был разгульного
И жизнью вольной увлечён.
Из века в век желает страстно он –
Сквозь даль седую и бурьян, -
Счастливым и волной обласканным,
Катиться прямо в океан.
И ветром бурьевым встревожены
Песчинки – верные гонцы
Несут мечты те безнадёжные
С забытых мест во все концы.
– Прямо не песок, а человек, «на неподвижность обреченный за то, что нрава был разгульного и жизнью вольной увлечённый», – пафосно молвил захмелевший Сергей Червонных. – Юра, это ты про нас, геологов, написал, не так ли?
– Про песок, Серёжа, в котором мы вязли на твоей машине. Но, безусловно, хорошо то, что ты это воспринимаешь по-своему. И мне уже самому кажется, что это мы с тобой желаем страстно катиться прямо в океан мечты своей. Спасибо тебе.
Меня понесло, и я заговорил: – А когда я уже на своём объекте работал, то прямо у входа в кашару, где мы жили, написал плакат:
Наш канал – это стройка века,
Человеку на прочность проверка!
Это для шоферов, чтоб уважали своего шефа, то есть меня. Для меня хуже всего было общаться с этой категорией людей. Куда-нибудь самовольно зафитилят на машине – а у меня рация – и три раза в день надо докладывать обо всём на базу. Скрываешь, конечно, а сам дёргаешься. В песках редкие селения и находятся за сорок-пятьдесят километров, всё что угодно может случиться. Я там мало писал, некогда было. Но одно стихотворение прочту, оно повеселее чем прежнее, называется «Три Пери».
В пустыне знойной, близ Арала –
Чуть-чуть южней горы Карак, -
В тот день палящая стояла
И нестерпимая жара.
И вдруг из-под земли ударил
Искристо-яростный фонтан,
А вместе с ним под дробь литавр
Три девушки явились там.
И зазвенели птичьи трели –
Забыли все о духоте, -
Очаровательные Пери
Кружились в танце на воде.
Тела их гибкие ласкала
Струя, как светлая роса,
И степь мужская трепетала –
Горели цепкие глаза…
Вот так и родилась легенда
О Пери трёх, а быль проста:
Купались девушки-студентки
У водной скважины в песках.
– Кстати, девушки были из Одесского университета, – завершил я своё выступление.
Пиринский молчал, но чувствовалось, что не остался равнодушным.
– Ну, а книжку не думаешь издать? – после паузы спросил он.