Мы вышли на балкон. Ночной Стамбул раскинулся перед нами бесконечностью красок, звуков и запахов. Я была здесь однажды проездом и не успела насладиться максимальным безумием этого города, где полно мечетей, туристов, самых отвязных заведений, автомобилей, дорог, рынков, попрошаек и всего на свете. Узкие улочки, непрерывная беготня, гомон, ароматы тысяч блюд, специй, сточных вод, цветов, бесчисленное количество языков и наречий. Стамбул — это как Москва, только шумнее, ярче, опаснее и с восточным колоритом.
— Пусть этот отпуск запомнится нам навсегда! — пожелала я и залпом осушила всё, что было в моём бокале.
Маринка, сидевшая в кресле, закурила. Я стояла у балконного ограждения, смотрела вниз.
Не верилось, что мечты иногда сбываются. И то я готова была отказаться от этого шанса, понимая, что мой безответно влюблённый ухажёр не получит доступ к моему телу даже за ту баснословную сумму, которую я нашла в конверте. Есть деньги, есть большие деньги, а есть неприлично большие деньги. Виталий Николаевич отсчитал мне ровно столько, чтобы и меня, не самую застенчивую и пугливую, бросило в краску, холод и ужас одновременно.
Мы ругались с Маринкой, наверное, до полуночи. Я даже позабыла о своём болезненном состоянии и с пеной у рта доказывала подруге, что принимать такие подарки — преступление. На что Маринка резонно заметила, что на конверте нет ни адресата, ни отправители, ни записки, ни хоть какого-либо намёка на принадлежность кому или для кого-то.
— Считай, что мы их просто нашли! Я нашла, раз уж на то пошло! Ты даже не соизволила сама посмотреть!
В итоге я уступила. Потому что с утра я стенала о несправедливости, готова была снова разрыдаться оттого, как больно осознавать себя никому ненужной, чувствуя внутри неисчерпаемый запас любви, притом бесполезной любви, невзаимной, гниющей без надобности… А тут на тебе — чужая любовь, тоже невзаимная, тоже помешанная, тоже нездоровая, зато направленная ко мне. Ко мне. Меня всё-таки любят. Хоть кто-то да любит.
Я подумала, была бы у меня возможность просто взять и выбросить целую кучу денег тем двоим — Камилю и Артёму — разве было бы мне жалко? Нет. Нисколько. Да, я ругалась на них, поливала желчью от полнейшего бессилия за то, что они выбрали не меня. Кричала, провоцировала, ломилась в закрытые двери, как могла, как умела. Но я бы никогда по-настоящему не навредила им. Я даже желала им счастья, будь они прокляты! Даже с их шваброй лупоглазой — если им всем так нравится, что ж…
«Мы выбираем, нас выбирают — как это часто не совпадает…» — со мной так и случилось. Никто не виноват. Даже белобрысая вобла, чтоб ей оргазмов три года не видать. Так случилось и с Большовым — ужасно некрасивым, толстым, безнадёжно женатым Виталием Николаевичем. И я тоже не виновата, что не могу испытать к нему влечения, да хотя бы просто интереса. Но я могу взять его деньги и попробовать сделать немного счастливее себя, а заодно маму, тётю и Маринку. Мы все заслуживаем любви, пусть и выраженной в деньгах.
Часть суммы я отправила маме и тёте. Часть отложила про запас. А оставшиеся деньги мы с Маринкой решили тратить на сплошные удовольствия. Без дальнейших споров схватили самые дешёвые, какие смогли найти, билеты в Стамбул, а дальше не загадывали. Если распоряжаться деньгами достаточно разумно, нам должно было хватить на месяц приключений. Гостиницу выбрали среднюю, хотя Маринку так и распирало шикануть. Она ещё та транжира. У неё принцип по жизни «Живём один раз!» — довольно созвучно с моим, но в Маринкином варианте он скорее походил на «Живём один день!». Так что «банковала» я, иначе, будь Маринкина воля, мы бы остались сосать палец уже в этот вечер.
