– Кто там?
– Это Доггер, мисс.
– Входите, – сказала я, надеясь, что мой голос чуть теплее арктических льдов.
Доггер тихо вошел в лабораторию. Заговорил, так что мне не пришлось делать это первой.
– Что касается Эсмеральды, – начал он и умолк в ожидании моей реакции.
Я сглотнула, но умудрилась сделать так, чтобы мои губы не дрожали.
– Полковник де Люс должен был ехать в Лондон по делам, связанным с налогами. В поезде он вступил в контакт с вирусом инфлюэнцы: в этом году эта болезнь весьма распространилась, в некоторых местах сильнее, чем во время великой эпидемии 1918 года. Атака была на удивление быстрой. Инфлюэнца перешла в бактериальную пневмонию. Ваш отец срочно нуждался в горячем питательном бульоне. Он был очень болен, и его желудок не принимал ничего другого. Я беру на себя полную ответственность за произошедшее, мисс Флавия. Я позаботился, чтобы Эсмеральда не страдала. Она находилась в блаженном состоянии, которое всегда чувствовала, когда ее чесали под клювом. Мне очень жаль, мисс Флавия.
Я сдулась, словно проколотый мяч, злость вытекла из меня. Как я могу ненавидеть человека, который, вероятно, спас жизнь моему отцу?
Я не могла найти слова, поэтому хранила молчание.
– Боюсь, наш мир меняется, мисс Флавия, – наконец вымолвил Доггер. – И не факт, что к лучшему.
Я попыталась понять подтекст его слов и найти подходящий ответ.
– Отец, – в итоге сказала я. – Как он? Правду, Доггер.
Тень омрачила лицо Доггера, тень неприятной мысли. Судя по той информации о его прошлом, которую мне удалось выудить, когда-то он был высококвалифицированным врачом, но война погубила его. Однако он никогда не умел уклоняться от прямого вопроса, и за это я его любила особенно.
– Он серьезно болен, – сказал Доггер. – Когда он вернулся из столицы, его мучил лихорадочный кашель и температура поднялась до 102 градусов[2]. При инфлюэнце так случается. Этот вирус также убивает полезную флору в носоглотке, поэтому легкие могут быть заражены. В результате наступает бактериальная пневмония.
– Благодарю, Доггер, – сказала я. – Ценю твою честность. Он умрет?
– Я не знаю, мисс Флавия. Никто не знает. Доктор Дарби – хороший человек. Он делает все, что может.
– Например? – в случае необходимости я бываю безжалостна.
– Есть новое лекарство из Америки – ауреомицин.
– Хлортетрациклин! – воскликнула я. – Это антибиотик!
О его открытии и извлечении из образца почвы в штате Миссури упоминалось в выпуске «Химических обзоров и протоколов», которые как по часам доставлялись в Букшоу каждые две недели, поскольку дядюшка Тар оформил пожизненную подписку, а мое семейство не удосужилось уведомить редакцию журнала о его кончине.
– Благослови тебя господь! – выпалила я, уверенная, что Доггер так или иначе приложил руку к лечению отца.
– Ваша благодарность должна быть направлена на доктора Дарби. И не забудьте первооткрывателя этого лекарства.
– Разумеется, нет!
Я взяла на заметку помолиться перед сном за доктора Дуггара (кажется, так его зовут?) – американского ботаника, выделившего это вещество из заплесневелого образца почвы в огороде Миссури.
– Почему его назвали ауреомицин, Доггер?
– Потому что он имеет золотой оттенок. Aureus – по-гречески золото, а mykes – гриб.
Как все это просто, когда ты понимаешь мельчайшие детали! Почему жизнь не может быть всегда такой простой и ясной, как в тот момент, когда человек в Миссури склоняется над микроскопом?
