Трое в коммуналке - страница 2

– Изменились не в лучшую сторону, – подчеркнула она и спросила: – Ты в порядке? Неважно выглядишь.

– В порядке, – заставила я себя безмятежно улыбнуться.

– Опять с ним встречалась? – строго спросила она.

Я вздрогнула: неужели вычислила?

– Кого ты имеешь в виду?

– Сама знаешь кого. Негодяя. Кого ж еще?

Я успокоилась – про Стаса она ничего пока не знает.

– Сегодня я к нему не ходила, позавчера у него была и завтра пойду, – произнесла я, хотя не следовало все выкладывать, предвидя ее реакцию. – Я же просила не называть его негодяем.

– А кто он? Святой? Негодяй и есть негодяй. Зачем ты так часто к нему ходишь?

– Мне одно непонятно, ты же сама хотела, чтобы мы с ним встретились, адрес его дала, а при этом поносишь его на чем свет стоит.

– Ладно, ладно, – отмахнулась она. – Сейчас покормлю тебя. Небось с утра крошки в рот не брала.

– Мама дома?

– Дома, у себя, – буркнула бабушка и с сарказмом добавила: – Надо же, выпал день без репетиций и ресторанов!

– Давай позовем ее, – громко сказала я, чтобы мать услышала.

Стучаться к ней – бесполезно. Она выходит, только если ей что-то нужно. Наша квартира своего рода коммуналка: живем как соседи, каждая сидит в своей комнате. Две соседки (мы с бабушкой) дружим, а третья – мать – держится от нас на расстоянии.

– Чего ее звать, она нас и так слышит. Брезгует нашим обществом, – отчеканила бабушка.

Взгляд на семью у матери ненормальный, как назвали бы его учителя в моей школе, если бы знали, но я, разумеется, не посвящала их в наши дела. Если для бабушки семья – это самое дорогое, что есть у человека, то с точки зрения мамы – это кандалы на ногах творческой личности. Как это она с такими представлениями умудрилась выйти замуж и меня родить! В браке она недолго побывала, развелась с моим отцом довольно быстро. Что между ними произошло, она до сих пор отказывается говорить. Зато бабушка меня просветила, а следом за ней – отец. Если бы я призналась матери (еще один от нее секрет!), что я тайно с ним вижусь, мы бы окончательно разругались. Один раз я таки решилась, но едва я заикнулась: «Хотела бы спросить тебя о моем папе…» – как мать перебила: «Не желаю слушать!» Его имя – табу в нашем доме.

С отцом я познакомилась не так давно – до этого долгое время колебалась. Раз он от меня отказался, когда я была крохой, я ему не нужна, зачем мне навязываться, но в итоге передумала. Родной же человек. «Какой он, к черту, родной, – не одобрила Нора мое решение его найти. – Он вообще тобой не интересуется. Где он, спрашивается? На кой тебе сдался дрянной папаша? Забей!» В этом она солидарна с моей бабушкой, которая называет его подлецом и негодяем. Других эпитетов для него не имелось. Так я и росла, зная, что где-то обитает негодяй-отец, с которым мне лучше не иметь никаких дел, а где именно обитает, бабушка обманывала, что понятия не имеет. В нашей семье не одна я вру.

«Почему негодяй? Что он такого ужасного сделал?» – приставала я к ней с одним и тем же вопросом.

«Спроси у Натальи», – не желала она объяснять.

Что за семейка у нас: скрытничаем, замыкаемся в себе, ничего не обсуждаем. Бред! Однако в итоге бабушка раскололась и выдала все секреты – не такие страшные, как выяснилось.

– Давай все-таки маму позовем. Наверное, она в наушниках и не слышит, – настаиваю я, заранее зная, что бабушка отрежет: «Была бы честь предложена».

– Была бы честь предложена, – отсекает она. Переступить через свою гордость выше ее сил, и она молча страдает. Однажды я застала ее в слезах. Смутившись, она быстро смахнула их с лица и выдумала, что в глаз соринка попала.