Зайдя в избу, владелица нежданно обретенной собственности на лесной опушке еще раз все внимательно осмотрела. Надела валенки, от которых запах стоял на всю избу, за печью нашла старый тулуп, от которого тоже не розами пахло. И пошла в противоположную сторону от дороги, по которой уехали Агнеша и Велимудр.
Тропинка уводила в лес, который становился все гуще и неприветливее. Дорожку стремительно заносило снегом: только была видна и вот уже нет. «Как будто лиса хвостом следы заметает», – с тоской подумала дезертировавшая ведьма. Скоро тропинку перегородили бурелом и сугробы. Стало ясно, что здесь со своей железной ногой она была не ходок. Пришлось возвращаться. Выйдя из леса и плюнув на все предосторожности, старуха направилась к той дороге, по которой уехали двое ее новых знакомых. Ветер становился все сильнее, сбивал с ног, но она твердо решила покинуть это место. Хромала, как одержимая. По ее расчетам, шла уже больше часа. Выбилась из сил, с трудом передвигала ноги, но уговаривала себя пройти еще чуть-чуть: «Скоро будут дома, люди. Нормальные люди! Которые помогут и с которыми я посмеюсь над тем, что со мной сегодня было! Избушка на курьих ножках, ступа… Двое сумасшедших…Сражения… Надо просто идти и никуда не сворачивать!» Она шагала и шагала. И обомлела, увидев перед собой высокий забор, который украшали лошадиные черепа. Изба не отпускала ее. Она ходила по кругу.
Осознав этот до крайности неприятный факт, старуха в полном бессилии подошла к воротам, прислонилась к ним головой и разрыдалась. В голос. Наревелась от души. Ветер колотил ее по спине, по рукам, пальцы замерзли, ресницы слиплись от слез вперемешку со снегом, на бровях стремительно нарастали сосульки. Устало распахнув небольшую дверь в воротах, она снова вошла во двор, кое-как добралась до крыльца и села на ступеньки. «Ничего, сейчас отдохну, поем. Просушу одежду. И с новыми силами снова двинусь в путь. Посмотрим, чья возьмет!», – успокаивала она себя. Привалившись головой к бревенчатой стене, закрыла глаза. Вроде бы на мгновение, но, когда она их открыла, темнота стала гуще, а усталость – сильнее. От досады смачно сплюнув на землю, она достала из мешка краюху хлеба, и пошатываясь от всего пережитого зашла в дом.
Первым делом хозяйка занялась вопросом тепла – надо было согреться и поесть, прежде, чем снова отправиться в путь. Открыла заслонку, положила туда сухих дров, который кто-то запасливый оставил возле печи. Запалила огонь и протянула к едва занявшемуся костерку окоченевшие руки. Тепло приятно растеклось от кончиков пальцев по всему телу, и старуха улыбнулась: «Жизнь налаживается». Сидела в тулупе, в валенках, жадно откусывая здоровенные куски хлеба и проглатывала их, почти не жуя. Только сейчас поняла, как проголодалась. Затопленная печь гудела так, что казалось, она взлетит. А вместе с ней и она со своей избушкой. Пламя бушевало и стучало в заслонку печи, как будто живое. Против воли старуха стала прислушиваться к этому стуку, в нем явно прослеживался ритм. Звуки из печи все больше и больше походили на барабанную дробь, которая становилась быстрее, разнообразнее, она захватывала, зачаровывала. Завороженная, старуха открыла заслонку. Пламя радостно вырвалось из плена и окружило ее так быстро, что она даже пикнуть не успела.
Пришла в себя уже лежа на полу. Ее привел в чувство мелодичный голос, и было в нем что-то родное, близкое. Она знала его, поэтому устремилась ему навстречу – вон из избы, за ворота. В лесу она видела горящие глаза, жадно следившие за ней. Чувствовала, как к ней тянутся чьи-то руки, но едва успев ее коснуться, с испугом их отдергивают. Но чем дальше она погружалась в глубь чащи, тем ей становилось спокойнее и легче. Сама не заметила, как перестала бежать и теперь спокойно шла, наслаждаясь каждым мгновением.
