Молодой человек скоро прошел мимо Ворона и скрылся в туалете для сотрудников.
Обратно он появился через пять минут с той же сумкой и с «дипломатом», только «дипломат» был заметно полегчавшим, а рюкзачок – заметно потяжелевшим.
Возвращался в другой коридор мужчина тоже через малый зал, и Ворон успел приметить, что бросил он рюкзачок совсем не в ту кучку, из которой взял. Причем обратно его он нес ни от кого не таясь, вроде подруга попросила доставить; подошел к куче вещей, отпустил комплимент девчонке-"стражнице", видно, пошутил или поприкалывался и положил модную сумку среди других вещей: дескать, Оля передала, сама срочно побежала краситься.
Сердце Коли Воронина билось азартно и скоро: это фарт. Он не заспешил, не поленился пройти за молодым человеком и заметил: того пасли. Причем два хвоста – пареньки в джинсовках, сидевшие в служебном кафе с насквозь прозрачными стенками, – чуть ли не вздохнули облегченно, когда «объект» объявился, преспокойно сел за столик и заказал чашку кофе с коньяком: судя по всему, они потеряли его несколько минут назад вчистую, но суетиться, бегать и искать в наглую по каким-то своим причинам опасались.
Один из хвостов проговорил нечто в переговорную рацию, лежавшую на столе, в чем тоже не было ничего необычного – почти у всех здесь были такие: главный режиссер действа командовал с пульта настоящей армией ассистентов, костюмеров, художников по свету, девушек-менеджеров агентств, каждая из которых, в свою очередь, своей стайкой длинноногих моделей.
Права была красивая дама: сумасшедший дом. Но то, что в мутной воде легче рыбку ловить, – факт. И, судя по всему, в этом «пруду» рыбачил не он один.
Ворон вернулся в маленький зал. Одни девушки переодевались к показу, другие носились взад-вперед по ведомым им делам. Рюкзачок лежал там, где его оставили.
Заметил Коля и девчонку: молоденькая, лет семнадцати, русоволосая, она порылась в груде вещей, спросила что-то у стоявшей рядом девушки – та только плечами пожала; видно было по лицу, что она расстроена. Потом к ней подошла та самая красивая дама, что-то сказала; девочка глянула на часы и направилась в служебное кафе.
На сцене грохотала музыка. Девчонки прибегали, убегали. Рюкзачок никого не волновал. Коля Воронин закрыл распределительный щит, дождался, когда вокруг кучи с ве' щами никого не окажется. Вышел из своего закутка озабоченно, деловой походкой. Проходя мимо кучи вещей, уронил лесенку. Наклонился поднять. На него не обратили особого внимания. Движение было скорым, отработанным: рюкзачок исчез в объемистой рабочей сумке Ворона.
Он прошел коридор, еще один. Проскочил по кругу еще пяток коридоров, убедился: никто за ним не следил. Через пять минут оказался в каптерке, закрыл за собой дверь на хлипкий шпингалет, перевел дух. Сердце стучало гулко и часто: будет смешно и глупо, если он потянул пустышку и все эти штучки – просто игра воображения. Закурил, перевел дух и только потом расстегнул рюкзачок, развязал.
Увидел, как чуть-чуть подрагивают руки. Запустил их внутрь и выудил обычный целлофановый пакет. Всего восемь увесистых, вглухую запаянных пакетов из толстого целлофана, в каждом – белый порошок. Мужчина улыбнулся одними губами: в том, что это не мука, он был уверен точно.
Ворон почувствовал, как колотится сердце и пот заливает глаза. Уходить, и немедленно!
Автоматически он затолкал все обратно в рюкзачок, сам рюкзак уложил в свою объемистую сумку на самое дно: бросать его в каптерке – это как себе в суп плюнуть! Если рюкзачок найдут-таки здесь, то его очень скоро вычислят, выдернут и вывернут наизнанку. В прямом смысле.
