Эту дверь ему тоже пришлось открывать отмычкой. Бесшумно, словно привидение, он проскользнул в комнату. Ковер на полу мог бы поглотить звуки и более тяжелых шагов, а Джексон ходил легко и мягко, как кошка.
Он направился прямо к кровати. На столике возле нее должен был находиться ночник, который он сам туда поставил еще утром. Джесси нащупал лампу и, открыв заслонку, неожиданно обнаружил, что светильник зажжен. Уменьшив падающий от него луч до толщины иголки и убедившись, что света хватит, чтобы разглядеть, кто лежит в постели, он направил его на тело человека, накрытое простыней. Потом, скользнув лучом выше, высветил, наконец, лицо Ларри Барнса.
Вполне можно было горько рассмеяться, обнаружив его в своей кровати. Но в этот момент Джексону было не до смеха. Он увеличил луч света, что заставило Барнса вздрогнуть и со стоном проснуться. Ларри резко сел, сунув руку под подушку.
– Барнс, это я, – произнес Джексон. – Джесси. Не хватайся за пушку!
Обмякнув, Ларри рухнул на кровать и схватился рукой за сердце.
– Мог бы и заговорить, приятель, прежде чем светить прямо в глаза, – проговорил он. – А то… Да у меня сердце чуть не разорвалось!
– Что случилось? – спросил Джесси.
– Где, здесь? – уточнил Барнс, вновь усаживаясь на кровати и зевая. – Да ничего особенного! Лучше расскажи, как ты умудрился вдохнуть жизнь в эту клячу, заставить ее плестись так долго, да еще оставить маршала с носом?
– Подробности потом, – ответил Джексон. – Тексу Арнольду пришлось-таки отклониться от следа к северу, и пока с тебя хватит. Я хочу знать, что произошло здесь.
– Ну, куча воплей, – сообщил несостоявшийся висельник и вновь зевнул. – Женщины все малость свихнулись. Забавно, они чем более хорошенькие, тем у них меньше мозгов. Эта твоя девчонка такая же.
– И что же с ней? – нахмурился Джексон. – Докладывай все как на духу, только повежливей, когда говоришь о Мэри!
– Ого! Да я вроде ничего такого не сказал, – удивился Барнс, зевая и потягиваясь. И вдруг вроде даже рассердился: – Ты что, не представляешь, каково мне сейчас? Да я могу, не просыпаясь, дрыхнуть целую неделю!
– Ничуть в этом не сомневаюсь, – заверил его Джесси. – Но я задал тебе вопрос и повторяю его снова: что произошло здесь после моего отъезда?
– Как я уже сказал, куча воплей! Сразу же, как только ты отвалил, все остальные тоже стали сматываться.
– Так уж и все?
– Ага. Гурьбой повалили к выходу. Все, кроме девушки. Я слышал, как у нее спрашивали, не переносится ли день свадьбы на более поздний срок.
– И что же она отвечала? – продолжал допытываться Джексон.
– Этого я не слышал, – признался толком еще не проснувшийся Барнс. – Видимо, то, что следует говорить в таких случаях, но уж больно тихо – я ни слова не разобрал. Я обождал, пока схлынула толпа, а собачья музыка утихла и свора исчезла, как туча за горизонтом, и тогда вошел в дом, нашел девушку. Она сидела в этой самой комнате, заламывала руки и лила слезы.
– Продолжай! – хрипло потребовал Джексон.
– Мне всегда не по себе, когда женщины льют слезы, – признался отщепенец. – Так я ей и заявил. Еще сказал, что ей незачем убиваться, потому что ты вернешься.
– И что же она?
– Поинтересовалась, друг ли я тебе и не из-за меня ли ты ударился в бега.
– Ну а ты что на это ответил? – продолжал допрос Джексон.
Ларри почесал в затылке.
– Сказал, что я твой друг, это точно. А если не так, то разрази меня гром! Потом признался, что в некотором роде ты ее бросил из-за меня.
