Тропа обреченных - страница 20
– Ну а как на деле? Все ли они дальше своей банды никого не знают?
– Чуть дальше действительно не знают, за редким исключением, – подтвердил майор и предложил лейтенанту: – Займитесь схроном, чтоб никаких писаний тут не осталось. Я с подполковником Киричуком – в отдел. Засаду отменяю, нас видели. Нечего на авось караулить. Закончите – отправляйтесь домой.
Уже в машине – крытом грузовике – Василий Васильевич с любопытством перебрал в шкатулке другие «грипсы» – тонкие, хорошо сохранившиеся листки с зашифрованным текстом, обнаружив на одном из них прямое обращение: «Друже Угар!» Он показал бумагу майору Тарасову, и тот охотно пояснил:
– Этот Угар верховодит бандами в нашем Торчинском районе. Подлинная фамилия районного проводника – Скоба Лука Матвеевич. Ему тридцать четыре года. Из торговцев. Орудует и скрывается, как у нас говорят, успешно. Вот наскочили, но их уже нет. Опередили нас. Возможно, случайно пришла «черная тропа». Может, и нет.
– Какой же это успех? – тихо возразил Киричук. – Как волки бегают. Инициатива целиком наша, надо только поэнергичнее ставить ловушки, заслоны, использовать все возможные средства, чтобы метались они…
– Это теоретически, Василий Васильевич, – не мог целиком согласиться с начальником бывалый Тарасов и для большей убедительности добавил: – Пока что мы с вами, случается, ищем ветра в поле.
Въехали в Рушниковку. Машина остановилась у церковной ограды. Солдаты с сержантом спрыгнули из кузова на землю. Следом за ними спустились подполковник с майором.
– Часок можете смело вздремнуть, – сказал Тарасов сержанту. – Мы в сельсовет… Наблюдателя выставьте, мало ли что.
– А мы вот тут, на лужайке у церковной стены, укроемся, – облюбовал место сержант.
– Устраивайтесь, – одобрил Тарасов, увлекая Василия Васильевича в просторное село.
С возвышенности была видна полоска речки. Оттуда, от широкого сарая с дымящейся трубой, доносился однообразный стук наковальни. Бегала детвора, копошились куры, далеко впереди маячила лошадь с телегой да женщина, держа коромысло на плечах, несла воду. Люднее было на огородах: всюду сгорбленные, склонившиеся к земле спины.
– Сам бы сейчас взял лопату, – с чувством произнес Василий Васильевич и пояснил: – Люблю сельские запахи и звуки.
– Вы из деревни?
Киричук отрицательно мотнул головой:
– Из Винницы я, в Проскурове детство прошло. У деда бывал на селе. Памятно! Любо мне все сельское: и звенящая струйка молока о подойник, и скрип колес, и фырканье лошадей, и кудахтанье кур – всего не перечесть. Вспомнил, и пахнуло на меня горелой сыростью мазанки-бани под обрывом у речки, захотелось деревенской парной… Мой дед был любитель и меня приучил.
Встречный мужичок приподнял шапку, здороваясь, и двое чекистов в гражданской одежде от неожиданности смутились, ответили торопливо, с поклоном. В услышанном «Добрый день!» Василий Васильевич уловил столько приветливого расположения, что даже село перестало казаться ему настороженно притихшим.
– Приятно, знаете ли… – признался Киричук. – Прохожий вас знает?
– Как не знает! Его сын Филимон группой «ястребков» тут руководит, богатырь хлопец! Его хата у колодца с журавлем.
– Этого «ястребка» я запомню, – сказал Киричук. Для него сейчас многое происходило впервые. Напомнил: – Вы что-то не досказали об Угаре?
– О нем досказывать можно много. Я Угара лично не видел, но по отдельным материалам, по фотографии хорошо представляю. Кучерявый, глаза навыкате, будто удивленные, физиономия симпатичная, девки, говорят, табуном за ним ходили, пока он в Канаду со старшим братом не подался. Шесть лет за океаном прожил и чего-то вернулся перед войной на родину. Английский в совершенстве знает, может прикинуться иностранцем. Стремительный, ловкий. Первый помощник у него, ведающий безопасностью, Шмель – отъявленный бандит.