Тропа пьяного матроса - страница 14

– Женя, пойдём на пляж? – я принёс ей дымящуюся чашку и протянул шоколад.

– У меня купальника нет, – хихикнула девушка.

– Мы можем на дикий пляж сходить. Там можно купаться в чём угодно, хоть в твоей футболке.

– Вадик, я ходила недавно на местный нудик, под горой Кастель. Там ужасно! Идти к пляжу долго, он узкий, и там одни противные мужики с огромными залысинами и внушительными животами, никого красивого. Эти дяди всё время пялились, когда я заходила в море по скользким камням. Чуть не упала, поскользнувшись, под их взглядами. Ты туда не ходи, прошу тебя.

– Если ты так за меня переживаешь, идём вместе.

– Не-не, я пойду дальше дрыхнуть. Жарко! Мы с Сашей, как из ресторана уходим, ночью купаемся. Такое солнце, что днём лучше валяться в тени.

– Ну тогда приятных снов.

– Спасибо за кофе, он вышел очень вкусным, я теперь буду тебя каждый раз просить его сварить мне, и ты не сможешь отказаться!

Женя чмокнула меня в щёку, обдав приятным ароматом духов, отдала пустую чашку и пошла в комнату, на полпути повернулась, задорно улыбаясь:

– Вот правду говорю, пойдёшь сейчас на море – получишь солнечный удар! Приходи лучше к нам с Сашей, валяться – не стесняйся!

На следующий день у меня появилось двое странных знакомых. Сначала я пообщался с Хищником – совершенно лысым мужчиной лет пятидесяти, крепким и мускулистым. Он пользовался уважением всех бизнесменов на набережной, хотя работал обычным грузчиком – с ним учтиво здоровались за руку. Оказалось, что Хищник в прошлой жизни служил бойцом элитного подразделения, но получил травму в автокатастрофе и немного тронулся умом. Хищник мог поднимать без устали огромный вес, мгновенно ставил на место всех забияк и приезжую гопоту. Когда грузчик заканчивал работу, ему приносили душистый татарский плов в тарелочке, тандырную самсу и дымящийся стаканчик с чаем. Мужчина приветливо наклонял голову и говорил громко: «Я – Хищник!», а потом принимался за еду.

Второй мужчина, Жора, купил пиво у Иры, а потом подошёл ко мне за фотоплёнкой, и мы разговорились. Двухметровый Жора носил джинсовые шорты, но майку не надевал, и отдыхающие с содроганием наблюдали его искусно выполненные татуировки, занимавшие всю грудь и спину. Там были изображены пауки, скорпионы и фантастические паукоподобные существа, пожиравшие обнажённых мужчин, женщин и детей, из изувеченных тел которых торчали разорванные внутренности. Но полненьких мамочек в розовых купальниках пугали не только рисунки – на всём теле Жоры были следы от крючьев. Разумеется, я понимал их происхождение, но мне нравилось думать, что греховод полчаса назад сбежал из ада, растолкав чертей с баграми, отобрал у бродяги джинсовые шорты и лениво вышел из подворотни на набережную Алушты выкурить трубку с вишнёвым табаком и поговорить о галогенидах серебра. Подобные ему ребята мне иногда встречались – они слушали Venom и Cradle of Filth, сжигая в своих головах северные церкви средневековой постройки. Пальцы Жоры украшали перстни, на железной пряжке кожаного ремня красовалась массивная эмблема War Pig. Жорик опирался на трость с набалдашником в виде головы пуделя – именно так я и представлял эту вещицу, когда читал свою любимую книгу. Довольный беседой, новый знакомый купил ещё две бутылки пива «Славутич», одну сразу протянул мне – возражения не принимались.

Как только на набережной зажгли огни, я погрузил коробки в кравчучку, попрощался с Ирой, которая заканчивала работу на три часа позже, и покатил тележку по улочке вверх. Шум веселящейся набережной скоро начал стихать, улочка пустела, и в густых сумерках я увидел перед собой освещённую луной гигантскую трапецию Чатыр-Дага. Ночь манила и завлекала, подстрекала сбросить тележку в канаву и уйти тропой по сосновым иголкам к водопаду Головкинского, на Узен-Баш, к Беседке ветров. Так, поднимая глаза к силуэту горы, я дошёл до ворот. Сергеич жарил во дворе шашлык и приветливо помахал рукой, фифа сидела рядом в кресле, уставившись в новенький розовый мобильник Siemens, и не подняла голову. Я поставил чайник на плиту, потом залил «Мивину» кипятком, достал из холодильника принадлежавший мне кусок сыра и пошёл на крыльцо ужинать.