Но выкроить время для исполнения моего желания было нелегко. Я не мог просто взять и уйти, бросив тренировки, превращающие наше маленькое войско в отряд обороны. Как ни странно, я был твердо уверен, что не должен ни с кем делиться своей тайной – кроме Тсали. Так что прошло целых три дня, полных досады и нетерпения, прежде чем мне удалось ускользнуть до рассвета, чтобы снова подняться на тот утес. Но прежде, чем я протянул руку к первой опоре для подъема, невесть откуда возник воин-Ящер и проскочил мимо меня наверх с ловкостью, недоступной человеку.
Я был рад, что Тсали присоединился ко мне. На этот раз я, поднявшись наверх, не мог отыскать никаких ориентиров. Я не знал, откуда начинать поиски той расщелины, в которую я столь неожиданно провалился. Но по поведению Тсали – он посмотрел на меня сверху и двинулся вправо – было ясно, что он сумеет меня довести.
Днем, без штормовых туч вокруг, окружающие Долину суровые вершины были отлично видны. В этих горах было множество расщелин, и все они походили друг на друга. Однако же Тсали подошел к одной из них, остановился и махнул рукой, подзывая меня.
Я опустился на колени и стал всматриваться в щель в скале. Отсюда ничего не было видно. Должно быть, моя находка располагалась подальше, в полутени под каменным выступом. На поясе у меня висел небольшой молоток – я тайком утащил его из кузни вместе с острым зубилом. Хотя оба инструмента были металлическими, я не знал, одолеют ли они этот камень.
Я осторожно спустился в расщелину. Тсали лег на край и внимательно следил за мной. Я наверняка пропустил бы искомое, потому что жезл почти не отличался по цвету от окружающего камня. Но мне помогло то, что он торчал из стены.
Хотя на ощупь этот жезл казался кристаллом, он был непрозрачным и серым, как любой здешний выступ. Как же так получилось, что он тогда засверкал на свету? Я потрогал его. Да, он шевельнулся, но лишь самую малость. Присмотревшись, я разглядел, что между ним и камнем была едва заметная щелка.
Опасаясь сломать кристалл, я принялся как можно осторожнее работать молотком и зубилом. От скалы отлетали лишь крохотные кусочки, и то ценой больших усилий.
Но я обуздал нетерпение и продолжал трудиться как никогда осторожно. Так было нужно. Работа полностью поглотила меня. Я не замечал палящего солнца, превратившего расщелину в раскаленный котел, такой, что я сперва стащил с себя кольчугу, потом кожаный подлатник и продолжил работать, не осознавая, что моя кожа краснеет от жгучих лучей.
Руки мои начали дрожать, и я привалился к стене расщелины, вдруг испугавшись, что сейчас каким-нибудь неточным ударом разобью свою находку. Сверху раздалось шипение. Я поднял голову, и Тсали протянул мне фляжку – в Долине их делали из местных прочных тыкв.
Вынув пробку, я с благодарностью напился. У меня болели плечи, но когда я посмотрел на камень, над которым трудился, мой дух воспрянул, как и мое горло от этого питья. Предмет, который я с таким трудом высекал из скалы, действительно был рукоятью меча. Я освободил его уже до самого перекрестья. Но, чтобы высвободить лезвие, потребуется множество часов – если мне вообще это удастся. Как металл мог уцелеть в расплавленном камне, куда его швырнул мой двойник во сне?
Я протянул руку и сжал эту рукоять. И меня снова затопило ощущение из сна. Это было мое! Никогда прежде я не испытывал такого острого ощущения собственности, словно некий предмет был сделан лишь для меня одного и его следовало ревностно оберегать ото всех остальных.
