Трудно быть «дьяволом» - страница 13

Мысли уплывают в сторону войны, рывком возвращаю их в нужное русло. Двадцатого дотащим на носилках, они есть на любом военном судне. Но что делать с дедом? Быстрой транспортировки он может не пережить, а медленной не переживём мы все. И ещё надо где-то взять новую ячейку для Восьмого, иначе ему конец.

Решение напрашивается само собой, но я не хочу, не желаю его видеть. Вместо этого я пытаюсь цепляться за любую, самую бредовую, идею.

Оставить Восьмого здесь, подключив его к бортовым аккумуляторам? А кто и когда за ним вернётся и вернётся ли вообще в ситуации разгорающейся войны? Бросать своего бойца подыхать среди пустыни, или, ещё хуже, попасть в руки к земным? Нет, не вариант.

Можно подключить к системе жизнеобеспечения батареи импульсных "Штайеров", но без оборудования, оставшегося в рюкзаках, это крайне рискованно. При неправильном обращении мощные аккумуляторы могут взорваться, размазав нас по стенке. К тому же это оставляет нас практически безоружными в ситуации, когда мы в любой момент можем нарваться на неприятеля.

Нет, не получится. А ведь ещё остается проблема нетранспортабельного летуна…

Надо что-то решать, время уходит, а с ним улетучиваются и шансы. Через пару часов начнется песчаная буря, которая превратит нас в красивый бархан. Похоже, другого выхода нет. Дед один чёрт – не жилец, а его батарейка может Восьмого и дать Марсу ещё одного солдата. Тяжело приговаривать другого к смерти, но выбора нет. Идёт война, сейчас не до соплей. Проявив жалость, я подставлю группу под удар и ослаблю фронт. И значит, я буду безжалостен!

Встаю и на негнущихся ногах иду в кабину. Дед сидит в кресле, глядя через ветровое стекло на виднеющуюся вдалеке бурую стену каньона. С трудом оборачивается ко мне, смотрит с надеждой. Отвожу взгляд и выхожу на личный канал связи.

Дед не верит своим ушам. Он кричит, что спас нас, что годится нам в отцы. Он умоляет взять его с собой и клянётся, что обузой не будет. Он врёт мне и самому себе, цепляясь за призрачную надежду.

Я молчу и даю ему выговориться. Дед заслужил право на эту тираду. На свой последний монолог перед лицом единственного зрителя.

Постепенно летун замолкает. Он смиряется с тем, что "Шмель" станет его могилой и разрешает мне забрать аккумулятор. Моя рука тянется к кобуре, но дед мотает головой.

– Не надо. Оставьте меня здесь, погляжу на мир напоследок. Выйдете – подниму аппарель и включу синтезатор кислорода, на несколько часов аккумулятора хватит. Потом резервный в ход пущу. Увижу земных – подманю поближе и рвану гранату. Идите, сынки. Марс не сдаётся!

– Марс не сдаётся, отец, – говорю я и торопливо выхожу из кабины. В моей душе творится ад, я готов голыми руками разорвать земного диверсанта, по вине которого мне пришлось стать палачом.

Постепенно беру себя в руки. Эта жертва не будет напрасной. Группа дойдёт до станции и отомстит за тебя, дед. Уж я об этом позабочусь.

Сходим по трапу в мрачном молчании. Четверо несут носилки с Двадцатым, оставшиеся разбились на передовую и замыкающие группы. Эта ночь холоднее обычной, температура упала до минус девяноста восьми, что сокращает время марш-броска примерно до трех с половиной часов. Чтобы не расходовать лишний кислород, бежим легкой, "марсианской" трусцой, периодически сменяя носильщиков. Забрала шлемов слегка фосфоресцируют, перейдя в режим ночного видения. Более экономичные фонари мы не включаем, опасаясь демаскировки. Иду в голове группы с автоматом наизготовку, выведя на дисплей все возможные тактические подсказки. Нагруженный бортовой анализирует каждую тень, ища залёгших между валунами солдат противника. В отличие от бойцов я могу себе это позволить – командирская батарея дороже и ёмче обычной.