Труфальдина с Лиговки - страница 6



Дача – это оазис. Кажется, мне, а может, маме врачи порекомендовали чаще бывать за городом. У дяди Паши была дача недалеко от города. Примерно с моего пятилетнего возраста мы начали туда выезжать летом. Ехали по железной дороге, а затем километр с небольшим шли пешком. Дача была огорожена забором, участок был большой, на нем росли деревья, в основном сосны, было где побегать, поваляться на траве, на участке росли малина, смородина, крыжовник и еще какие-то ягоды. На участке мы даже собирали грибы.

Дядя Паша был врач, и не просто врач, а профессор Военно-медицинской академии, мама говорила, поэтому ему и оставили дачу. Он имел военное звание, но в форме я его видела всего несколько раз в городе. На дачу он приезжал только в штатском. Позже я поняла, что другие дачники боялись военных. Там часто говорили по-французски, я вскоре тоже свободно начала говорить. На даче жили Даша, примерно того же возраста, что и мама, Ксения – девочка-подросток и мальчик Коля.

Даша с Ксенией всегда жили на даче, они любили детей и играли со мной, но я никогда не видела их веселыми, улыбались они нечасто, глаза у Ксении обычно были печально-испуганные. Когда изредка приезжал папа, Ксения уходила, Даша тоже старалась с ним не встречаться. Папа, обычно шумный и компанейский, на даче был тих. Спали Даша с Ксенией в одной комнате. Пару раз я была свидетелем припадков у Ксении, ее начинало трясти, взгляд становился безумным. Это проходило минут через десять-двадцать, но однажды она потеряла сознание.

К нам дачные жильцы относились хорошо, тем более, как сказала Даша, нам с Борькой удавалось расшевелить Колю. Коля был старше меня года на три или четыре, он был тихий, серьезный и казался испуганным. Когда однажды он играл с Борькой и засмеялся, я заметила, что Даша даже всплакнула, но радостно.

Позже, когда я пошла в школу, мне стало интересно, где они учатся. Оказалось, что километрах в трех в поселке была школа, Даша или Ксения водили туда Колю. Ксения тоже училась там. С ними дополнительно занимались дядя Паша и Даша. Я и Борька иногда тоже принимали участие в этих занятиях. Дядя Паша учил математике, физике, химии и биологии, а Даша – языкам, литературе и музыке. Она очень хорошо читала стихи Пушкина, других старых поэтов, но в особенности поэтов Серебряного века. Именно дядя Паша привил Борьке любовь к физике, поэтому он перед войной и поступил на физфак МГУ.

На мои вопросы об их родственных отношениях с дядей Пашей мама сказала, что Даша – жена дяди, а Ксения и Коля – их приемные дети. Иногда на дачу приезжала Алена, с ней Даша и Ксения общались доброжелательно. Алена тоже хорошо ко мне относилась. Именно Алена, когда мне исполнилось семь лет, отвела меня к Элеоноре Витольдовне. Та меня расспрашивала про школу, что я читаю сама или читают мне, играю ли я и на каких инструментах, посадила за рояль. После этого я пришла к ней с мамой, с мамой она разговаривала холодно, но в результате я стала ходить к учительнице музыки, которая учила меня не только музыке, но и танцам, пению и давала список книг, которые надо прочитать. В основном книги были старых писателей, было много сборников стихов, некоторые стихи она мне задавала учить. Также примерно раз в месяц с мамой или Аленой я ходила в гости к Элеоноре Витольдовне. Она меня экзаменовала. Я ее побаивалась.

Когда я еще училась в начальных классах, обратила внимание, что приезжие из деревни были расстроены и угрюмы. На мои расспросы мама сказала, что я еще маленькая, чтобы понимать такие вещи, но достаточно большая, чтобы знать: никому об этом не надо рассказывать. Когда мне было восемь лет, отца уволили с работы, исключили из партии, он сидел дома расстроенный и, кажется, напуганный, хотя мне раньше казалось, что он ничего не боится. Он, всегда такой сильный, вдруг стал слабым, казалось, даже ростом стал меньше, кончики его усов уже не смотрели вверх, обвисли.