Чтобы осознать непрерывный процесс творения материи и познать суть творимого, надо мысленно сделать в процессе остановку, остановить время и заглянуть в образовавшийся в кружеве разрыв. Этим желанием преисполнен М. Волошин под звёздным коктебельским небом на берегу Понта Эвксинского.
По ночам, когда в тумане
Звезды в небе время ткут,
Я ловлю разрывы ткани
В вечном кружеве минут.
Нет большей награды такому наблюдателю, чем схватить в такой момент драгоценную добычу: проявить, прояснить, разглядеть, обнаружить, как снимается покров с того, что прежде казалось непостижимым, являясь в непонятной форме, цвете, звуке, чему напряженно подыскивались эквиваленты – словА, неизменно бессильные. Осилить подобную задачу, равносильно тому, как осилить постижение пресловутой «вещи в себе».
Я ловлю в мгновенья эти,
Как свивается покров
Со всего, что в формах, в цвете,
Со всего, что в звуке слов.
В результате приходит воспоминание или грёза об ином мире, куда более значимом, чем мир настоящий, легко доступный всем. Грёза о мире куда более совершенном, чем действительный, в котором Волошин вынужден жить. Но живя в нём, он не проповедует, не морализирует, не наставляет и не вещает о «тайной доктрине», как это делал современный ему альянс истерических театральных мистиков-эзотериков-синергетиков. Он трепетно хранит свою грёзу и, не отворачиваясь от мира, в котором все ему близки, всё же в тайне сознаёт себя в этом мире, всего лишь прохожим, всему чужим.
Да, я помню мир иной —
Полустертый, непохожий,
В вашем мире я – прохожий,
Близкий всем, всему чужой.
При этом Волошин осознаёт, что само его собственное появление в мире, его рождение – результат случайностей, каприз слепой судьбы. Во всяком случае – событие, произошедшее без спроса на то его согласия, навязанное ему. В результате этого случая он втёк и воплотился в этом «мир замкнутых граней», главный атрибут и главная ограниченность которого – наличие времени, следствием чего является замкнутость и теснота этого мира.
Ряд случайных сочетаний
Мировых путей и сил
В этот мир замкнутых граней
Влил меня и воплотил.
Неизбывным ограничивающим ярмом этого мира является сам земной шар, вследствие прикованности к которому человек, проходя временной земной путь, имеет перед собой безнадёжно замкнутый горизонт, не имея при этом возможности обозревать звёздное небо во всей полноте.
Как ядро к ноге прикован
Шар земной. Свершая путь,
Я не смею, зачарован,
Вниз на звезды заглянуть.
Об этой печальной депортации из цельности и единства в отделённость вброшенного в замкнутый мир мужчины Волошин свидетельствует с известным прискорбием, ибо появление – рождение в мире означает для него понижение ранга бытия, причём ему безразлично – быть воплощенным конкретно в зверя или в человека. И то, и другое означает потерю единства с вечностью при переходе в континуум, собираемый временем.
Что одни зовут звериным,
Что одни зовут людским —
Мне, который был единым,
Стать отдельным и мужским!
Вечность, наполненная чудесами, тем не менее, кажется пустой, хотя на самом деле пустота эта жгучая, ибо затаённые в ней чудеса просто неразгаданны. Эта вечность утрачена на земле, ибо скрыта близким слоем атмосферы, привлекательно окрашенным в синеву, и потому словно пытающимся примирить с утратой.
Вечность с жгучей пустотою
Неразгаданных чудес
Скрыта близкой синевою
Примиряющих небес.
Зато тот, кому дано знание этой тайны, отчетливо видит, как всё, что наполняет бытиё, разделено на два мира: идеальный и материальный. Один из них –
