– Хочу!
– То-то же! А когда приедет Лила, она тебе такое устроит, кстати, а ты же её уже вздрючивал. Ты не заметил, какая она шальная?
Эса уселась на колени к Лису, и погладила по волосам:
– Красный, – сказала она.
«Да дорогая, долбанный красный. А «красные» как известно самая дерьмовая раса. У них гнилое нутро, так кажется, говорят»
Она склонилась к его рту. Лис ответил на её поцелуй, лучше так, чем…
Он поднял Эсу на руки и подойдя к кровати, бросил на неё. Эса тут же повалила его на себя.
Они долго кувыркались, Лис чувствовал возбуждение, но кончить не мог, как ни старался. Тол пил вино и не вмешивался, наблюдая за ними с довольной ухмылкой, словно предвкушая грядущий незабываемый вечер.
Эса похоже тоже весьма впечатлилась. Она сидела сейчас на нём сверху, и скакала, скакала, скакала… И конь Лиса скакал. По ровной местности. Без барьеров.
Он разглядывал её татуировки. Красивые. Такие чуть темнее её смуглой кожи, закрученные узоры. Он узнавал в этих переплетениях знакомые темы. Они что-то обозначают. Некоторые похожи на те… вот этот вензель на бедре, чуть выпуклый как и у…
И Лис несмело провел рукой по татуированному бедру. Он ощутил неровности, лёгкие выпуклости рисунка, там, где видимо кожа была пробита глубже, чем надо. А-а-а…
Довольная Эса, отвалилась в сторону. Тол стоял в изножии кровати, держа щенка на весу за задние лапы. Щенок остервенело выкручивался, изгибаясь и пытаясь укусить Тола за пальцы. Он был слишком круглым и пузатым, чтобы достать желаемое.
– Знаешь, Лис, – сказал Тол, не обращая внимания на выкручивающегося пса, – Я вот скажу тебе, как своему лучшему другу! Когда ты не выпендриваешься, ты такой классный!
Орёл сел на кровати:
–У меня живот болит, – протянул он жалобно.
– Что с твоим животом? – спросил Никто отстранённо, он что-то искал в своей сумке и похоже никак не мог найти.
За окном начинался ветреный, но ясный весенний день.
– Болит, ужасно. Может желудок, я не знаю… И вчера тоже самое! Что мне делать?
– Покури и всё пройдёт.
– Забей мне Ник.
– А «твёрдый» тебя не устроит?
– Я больше траву люблю. «Твердый», мне меньше нравится. Это ты любишь «твердый».
– Ладно, сейчас… подожди… – Никто прекратил рыться в сумке, подошёл к столу и высыпал немного травы на лист бумаги.
–Эй?! Ты на чем там делаешь? Ник, это, по-моему какой-то важный документ. Ты его не собираешься рвать?
– Да я только приколочу на нём и всё. Ничего рвать я не собирался.
– Ну приколачивай…– Орёл снова сжался, обнимая обеими руками свой многострадальный живот. – А может… – через некоторое время робко начал он.
– Нет.
Орёл тяжело вздохнул.
Никто засмеялся, склонив голову над бумагой и читая её:
– Двенадцать дней, три часа.
–Что?
– Эта бумага. Документ. – Никто протянул её Орлу.
Орёл равнодушно взял листок:
– А-а-а… – протянул он, – да это Энрики мне передал. Постановление, – он хмыкнул пренебрежительно. – Штраф ещё наложили, уроды!
– Ты тянешь время, это опасно.
– Орёл вскинул голову:
– А ты что предлагаешь?! Отдать тебя?! – спросил он раздражённо.
Никто опустил взгляд, протянул Орлу забитую сигарету:
– Держи.
Орёл буквально выхватил её у Никто из пальцев.
– Почему они назначили такой срок? – спросил Никто, – почему такие странные цифры, двенадцать дней, часов.
Орёл выпустил дым, и протянул косяк обратно Никто:
– Будешь?
Никто кивнул.
– Они придурки, – продолжил Орёл, – для меня их тупые распоряжения ничего не значат. Двенадцать дней, тринадцать дней, неделя. Срать, я хотел… сра-а-а-ть…
