Кирилла Антонович резво продемонстрировал свою способность краснеть от смущения, что наглядно указало его собеседнику на честную и, немного по-детски, наивно-трогательную душевную конструкцию. Возможно ли такое, чтобы Кирилла Антонович, сам прочувствовавший прилив крови к лицу, списал бы увиденный конфуз на его лице за невыгодность освещения, или на то, что сие им померщилось? Ну, что ж, возможно, однако Л-образный шрам предательски стал выделяться очень светлой отметиной на порозовевшей коже. А по сему, следует правдиво отметить, что лесть, господина Толмачёва, попала в цель.
Иначе, совершеннейшим образом иначе, воспринял вступительные слова Модест Павлович. В первую голову ему, как человеку военному и привыкшему к ясному способу изложения приказов… простите, мысли, показались несколько далёкими от понимания недосказанности, изобилующие в словах Александра Игнатьевича. Более, чем следовало бы, надворный советник изрекал пустозвонные, по сугубому мнению штаб-ротмистра, слова типа «некие качества», «в определённый момент» и «умозрительные предположения». Ничего определённого, как, снова-таки, показалось Модесту Павловичу, господин Толмачёв и не собирался говорить, за исключением одного – ловко сплести словесный сачок, коим можно было бы поймать Кириллу Антоновича, так увлечённо внимающего сим лестным увещеваниям. Ежели так пойдёт и впредь, то очень просто помещик Ляцких согласится подписать кровью любой контракт, подсунутый льстецом Толмачёвым. Однако, следует малость погодить, пока советник не посвятит нас во вторую подробностью Слава Богу, что из нас двоих, – продолжил беседу с самим собой штаб-ротмистр, – я не так уж подвержен подобной словесной обработке, как Кирилла Антонович. Итак, господин советник, что у вас на второе?
– Теперь последует вторая часть моего вступления, – ровным, и каким-то безразличным голосом, произнёс Александр Игнатьевич. Но, при этом, совершенно не безразличными глазами он поглядел на господина Краузе.
– Неужто он меня услыхал? – Пронеслось в голове Модеста Павловича. От такого непонятного поворота событий краска залила и лицо штаб-ротмистра. Что и говорить, такие вот водевили сотворяет тело человеческое по своему произволу с двумя, ещё не старыми друзьями – заставляет их краснеть лицом, словно молоденьких гимназисток перед строгим преподавателем. Но, соблюдая строгость повествования, надобно отметить, что на появление румянца на лице, у каждого была своя причина.
– Дело, ради которого я пригласил вас, господа, носит действительно щекотливый характер. Однако, имеет место и драматизм. Я сказал бы – достаточный трагизм. Всё дело закручено вокруг трёх смертоубийств, случившихся в прошлом 1886 году и, к сожалению, уже и в этом. Резонанс этого дела таков, что я склонен подозревать проявление новых преступлений криминального характера, направленных супротив основ самой Империи. Доказательств, улик, подозрений и мотивов с лихвой хватает на то, дабы пребывать в полной уверенности, что случившееся в эти два года есть сознательным деянием неких лиц, а не актом самоубийств, как может показаться на первый взгляд. К несчастию, я склонен думать о новом, не менее масштабном преступлении, которое может быть содеяно так же необъяснимо, как и три предыдущих. Итак. Имеются в наличии две тайны.
Александр Игнатьевич встал из-за стола и, обойдя непонятно по какой причине стоящую тут кадку с геранью, подошёл к окну.
