Туннель - страница 6

, и она сообщила ей, что этот Мак Аллан был раньше конюхом в шахте «Дядя Том», рассказала ей о романтической юности этого смуглого, веснушчатого юноши, а он всё сидел на корточках, не обращая внимания на болтающую веселую компанию, и раздувал огонь. И она уже любила его в эту минуту! Конечно, тогда уже она любила его, но только не знала этого до нынешнего дня! И Мод отдалась воспоминаниям о своей любви к Маку Аллану. Она припомнила его удивительное сватовство, венчание, первые месяцы брачной жизни. Затем настало время ожидания ребенка, и появилась на свет ее дочка, маленькая Эдит. Мод никогда не забудет, каким нежным и любящим был Мак, какою заботливостью окружал он ее в то время, которое для каждой жены является мерилом любви мужа.

И вдруг Мод поняла, что и Мак нуждается в ее заботах, как дитя. Никогда она не забудет того времени, когда она узнала, как добр Мак! Волна любви наполнила ее сердце, и она закрыла глаза. Воспоминания и лица вдруг исчезли, и музыка овладела ею всецело. Она больше ни о чем не думала, только слушала…

Вдруг в ушах Мод раздался грохот, точно обрушилась стена. Мод очнулась и глубоко вздохнула. Симфония была окончена. Мак уже стоял, расправляя усталое от неподвижности тело. Партер бесновался.

И Мод встала, немного растерянная, чувствуя легкое головокружение, и начала вдруг неистово аплодировать.

– Аплодируй же, Мак! – крикнула она вне себя от восторга, вся пунцовая от волнения.

Аллан засмеялся над необычным возбуждением Мод и громко зааплодировал, чтобы доставить ей удовольствие.

– Браво! Браво! – кричала Мод звонким, высоким голосом, с влажными от волнения глазами, и перегнулась через барьер ложи.

Дирижер оркестра вытирал побледневшее от утомления лицо и непрерывно раскланивался. Аплодисменты не утихали, и дирижер указал на оркестр. Такая скромность была явным лицемерием и пробудила в Аллане его всегдашнее недоверчивое отношение к артистам, которых он не признавал за настоящих людей и, говоря откровенно, считал их ненужными для жизни. Но Мод присоединилась к новой буре восторженных аплодисментов.

– Мои перчатки лопнули! Посмотри, Мак. Что за артист! Разве всё это не чудесно?

Ее губы дрожали, глаза блестели, точно драгоценные камни, и Мак находил, что она была необычайно хороша в своем экстазе. Он улыбнулся и ответил несколько равнодушнее, чем хотел:

– Да, ловкий парень!

– Он – гений! – воскликнула Мод и снова восторженно зааплодировала. – Ни в Париже, ни в Берлине, ни в Лондоне я не слышала ничего похожего!

Она замолчала и повернулась к двери; в ложу входил Гобби, архитектор.

– Гобби! – воскликнула Мод, продолжая хлопать, потому что она, как и тысячи других, желала, чтобы дирижер вышел еще раз. – Аплодируй же! Он должен выйти. Браво! Браво!

Гобби заткнул уши и свистнул, как уличный мальчишка.

– Гобби, как ты смеешь!

И Мод топнула возмущенно ногой. В этот момент снова показался дирижер, обливавшийся потом и вытиравший затылок носовым платком, и Мод опять бешено зааплодировала.

Гобби выждал, пока шум несколько утих.

– Совсем сошли с ума! – сказал он, громко смеясь. – Такая овация! Я засвистел только для того, чтобы увеличить шум, Мод! Как ты поживаешь, girl? And how are you, old chap?[4]

Только теперь они могли наконец обменяться приветствиями.

На редкость искренняя дружба связывала этих трех людей. Аллан прекрасно знал о прежних чувствах Гобби к Мод, и хотя об этом никогда не было сказано ни слова, но это обстоятельство всё же придавало особую теплоту и даже некоторую пикантность отношениям обоих мужчин. Гобби всё еще был немного влюблен в Мод, однако он был достаточно умен и тактичен, чтобы не показывать этого. Но женский инстинкт Мод нельзя было обмануть. Она знала, что он любит ее, и это наполняло ее гордой радостью, которая временами отражалась во взгляде ее нежных карих глаз. Она относилась к Гобби как искренно любящая сестра.