* * *
Она спустилась вниз. Уже знакомый ей турок встретил её дежурной улыбкой. Но глаза его не улыбались. Турок показал рукой на распахнутую дверь, будто приглашая Полину пройти туда. Полина переступила через порог и оказалась в крохотном дворике, в котором помещалось всего несколько небольших пластмассовых столиков и стульев, какие обычно можно видеть в летних кафе. С прежней напряженной улыбкой турок вынырнул из-за спины Полины, жестом пригласил её за стол и удалился в сторону кухни, спросив напоследок:
— Как обычно?
Она механически кивнула в ответ, не сразу осознав, о чём он её спросил, а через минуту он поставил перед девушкой пару тарелок, на которых были красиво разложены красные дольки помидора, белые ломтики брынзы, чёрные маслины, белые половинки разрезанного надвое куриного яйца с кругляшами ярких желтков…
— О, извините! — вдруг сказал турок и неуловимым движением смахнул с тарелки куриное яйцо.
Полина подняла на него глаза. Турок улыбнулся ей и ещё раз повторил:
— Извините!
— Откуда вы знаете, что я не люблю варёные яйца? — медленно спросила Полина.
Она словно слышала свой голос со стороны. Будто кто-то рядом с нею говорил её голосом. Улыбка стёрлась с лица турка.
— Но вы ведь их не любите, — сказал он осторожно.
— Да, не люблю, — подтвердила Полина и снова она слышала свой голос так, будто это не она говорила. — Но вы об этом откуда знаете?
Турок растерялся, это было видно.
— Вы меня знаете? — спросила у него Полина.
Турок растерянно кивнул.
— Давно? — спросила Полина, страшась услышать ответ.
— Неделю.
У неё сжалось сердце.
— Что — неделю? — спросила она неприятным голосом.
— Вы живёте здесь неделю.
Полина засмеялась неуверенным смехом.
— Вы больной! — сказала она собеседнику.
Так и сказала ему по-английски: крейзи. То есть не живот у него болит, к примеру, и не рука или нога, а на голову он больной. Псих, если сказать по-русски. А если он не псих, и с головой у него всё в порядке, тогда не в порядке с головой у Полины. А про себя так больно думать.
Турок обиделся и ушёл. Полина сидела за столом, не притрагиваясь к завтраку. Мальчишка, тот самый, который привёл её сюда накануне, улыбался ей из кухни.
Через какое-то время, вернувшись в дом, Полина обнаружила турка за стойкой. Тот отвернулся при её появлении.
— Простите меня, — попросила девушка.
Турок не повернул головы.
— Скажите, от Антальи до Денизли сколько километров?
— Триста, — сказал сквозь зубы турок.
— А Памуккале — это в Денизли?
— Денизли — это город. От него до Памуккале ещё километров пятнадцать или двадцать.
Он отвечал, не глядя на Полину. И она снова сказала:
— Простите меня.
Турок, наконец, смягчился, выложил на стойку перед Полиной карту Турции.
— Вот Анталья, — ткнул он в карту пальцем. — А вот Денизли, — его палец скользнул по карте на северо-запад.
Полина склонилась над картой, и турок увидел то, чего он до сих пор не замечал. На голове девушки была свежая рана. Рана, по-видимому, была серьёзная, потому что врачам пришлось наложить швы.
Пауза затягивалась. Турок молчал. Полина подняла глаза, встретилась с ним взглядом и вдруг догадалась о том, что именно привело её собеседника в такое замешательство.
— Ударилась головой, — сказала она по-русски с виноватой улыбкой. — Было больно, даже сознание потеряла.
Турок не понял ни слова из сказанного ею. Зато он понял, чем можно объяснить странности в поведении девушки. И ещё ему теперь не казалась невероятной мысль, что она действительно могла забыть о том, что поселилась в этом пансионе неделю назад.
