Туз червей - страница 31

– Io no[12]. Я родилась во Флоренции.

Не знаю, что она ему сказала, но ему это, кажется, не особо понравилось.

– Non importa[13], – твердо говорит он. – В любом случае, изрядно удивлен. Левий и женитьба… Весьма неожиданно. Да еще так внезапно! Как будто бы даже и не верится.

Разумеется, я и не думал, что он так легко на это купится. Тито не дурак, он догадывается, что я не влюблен в эту женщину. Мы разыгрываем этот спектакль как раз для того, чтобы убедить его в обратном. Вот почему я еще крепче обхватываю Розу за талию и, словно защищая ее, спокойно отвечаю:

– А теперь нам пора.

Я уже собираюсь уходить, как вдруг он добавляет:

– Думаю, наш дорогой Иаков этого бы не одобрил.

Я замираю на месте, и по всему телу пробегает озноб. Роза наблюдает за мной, осознавая, какие эмоции во мне вызвали его слова. В моих жилах закипает кровь, и я чертовски медленно, с убийственным взглядом поворачиваюсь к нему.

Как он посмел в такой момент упомянуть моего отца? Как он посмел произнести его имя после всего, что сделал? После всех своих интриг и, хуже, – после того, как плюнул на него после его смерти?

Нежная ладонь Розы ложится на мою руку, не давая сорваться. Она еще не знает, что взрываться – это не в моем стиле. Мной гнев не горячий и взрывной, как у нее или у Томаса. Он холодный и смертоносный. Молчаливый. Терпеливый. Спокойный, словно водная гладь.

Я вновь улыбаюсь Тито, но в этой улыбке нет ничего дружелюбного, и мы оба это знаем.

– И от этого я лишь больше ее люблю.

С этими словами я беру Розу за руку и снова веду ее к входной двери. Она уверенно идет рядом и бросает за спину:

– Arrivederci, perdente![14]

Мне не нужно знать итальянский, чтобы понимать, что она сказала. Я весело улыбаюсь, пока мы, держась за руки, спускаемся по лестнице. Я выпускаю ее ладонь, как только мы скрываемся из поля его зрения, и я, пряча трясущиеся пальцы в карманы брюк, бросаю ей ключи от машины.

– Начинаю понимать, почему ты терпеть его не можешь, – замечает она, подхватывая их на лету. – Но кое-чего я все же не понимаю. За что ты так его невзлюбил, за исключением того факта, что он высокомерный ублюдок?

С серьезным выражением лица я сажусь на пассажирское сиденье. Я вновь думаю о Тито, о своем отце, о матери… и вдруг все мое хорошее настроение испаряется, словно снег на солнце.

– Он разрушил мою жизнь.

Сегодня я массажистка.

Если бы я знала, к чему меня обяжет соглашение на предложение Левия, я бы подумала дважды. Или, по крайней мере, попробовала бы обсудить вопрос зарплаты. Потому что прилагаемые усилия стоят больших денег, чем я получаю сейчас.

Едва сдерживаясь, чтобы не скривиться, я прячу свое отвращение, делая массаж одному из игроков за столом Левия. Сам он не обращает на меня внимания, хотя я уверена, что он злорадствует при мысли о моем дискомфорте. Из-за жары оставаться в моем коротком парике просто невыносимо тяжело.

– Левее, – говорит мужчина, которому я делаю массаж, и я слишком поздно понимаю, что он обращается ко мне. – Это твой первый раз, что ли?

Я с ледяным выражением лица сжимаю зубы. Уверена, он слышал этот вопрос уже множество раз, но по другим поводам…

– Как частенько говорили твои бывшие… – бормочу я себе под нос, надавливая на его плечи.

– Что?

Я улыбаюсь и балаболю по-итальянски, чтобы он подумал, что я не понимаю его слов, и он быстро отвлекается на что-то еще. Левий все так же невозмутим, но я успеваю заметить, как вздрагивает его щека – доказательство того, что он меня слушает.