Олег уговорил родителей пригласить в деревню свою девушку. Надежда Петровна невесту сына не хотела воспринимать всерьёз, она надеялась, что это лишь временное увлечение, поэтому с самого начала была против. Но Евгений Николаевич по просьбе Олега нашёл нужные слова, чтобы уговорить жену. К деревенской жизни Олеся была совсем не подготовлена. Она до крови расчесывала комариные укусы. На третий же день схватила простуду, а от парного молока отказывалась по брезгливости. По всему этому в деревне пробыла недолго. Уехала домой и Олегу больше не позвонила. С этого года старший сын деревню не возлюбил и всячески избегал поездок в Излучину, предпочитая проводить лето в городе.
Полинка хитрой росла. Не то девичья дерзость проснулась, не то любопытство, не то дурной характер – избалованной она была под крылом любящего отца. В свои десять лет стало ей интереснее с мальчишками дружить. И мальчишки начали к ней ходить гулять звать. Она в ответ сощурит хитринкой глаза: «скучно с вами» скажет, но потом согласится, словно одолжение делает. Ходили они на сеновале валяться, мальков ловить у мостков или просто купаться.
– А пойдёмте на лошадях кататься? – вдруг предложила девочка.
– А если засекут? – попробовал сопротивляться Паша.
– А мы днём, когда коров уже выгонят и на ферме никого не будет.
– Дед там будет, он долго с фермы не уходит, – ответил Серёжа, немного покраснев щеками.
– Ну, не вечно же он там будет?
– А как ты запрягать собралась?
– А что, сложно?
– А то нет! – возразил Паша.
– А мы без запрягания.
– Чокнулась ты.
– Пашка, ты трус!
Фыркнув, Паша поднялся с травы и прошёл вперёд, возглавляя троицу. На ферме было тихо и сонно. Ребята осторожно открыли дверцу в телятник, где в отдельных загонах держали лошадей. Молодые бычки, еще безрогие, лежали на полу, обильно устеленном опилками, и дремали, тыкаясь носом в настил. Полина подбежала к самому беленькому, с курчавым лобиком и круглыми пупырышками рогов. Присела рядышком, погладила по лбу, обняла за шею. Встревоженный теленок шумно поднялся на ноги, потянулся испачканным в опилках носом к протянутой руке. Полина играючи отдёрнула её, на что теленок попытался лизнуть руку, высунув длинный вёрткий язык. Потом она поднесла кончики пальцев, и глупый бычок их засосал.
В лошадином стойле было пусто. Ждану цыган взял в поле, Орлик был на выпасе. Недалеко от фермы, на культурных полях, чернел широкий круп невысокого в холке коня. Дети побежали к лошади.
– Орлик, Орлик, – пугливо позвала Полина, тихонько подходя к коню. Жеребец продолжал щипать траву, хлестая себя тугим хвостом по округлым, разъевшимся бокам. Когда девочка боязливым движением руки дотронулась до его шеи, конь поднял голову, взглянул на детей своими блестящими карими глазами. Потом тряхнул гривой, отгоняя надоедливых слепней и мух, и снова уткнулся мягкими губами в сочную траву.
– Хороший Орлик, хороший, – приговаривала Полина, несмело трогая коня за гриву.
– На Орлике не стоит ехать. Он диковатый, – сказал Серёжа.
– А я видела, как цыганиха на нём скакала. Нормальный конь, животных не нужно бояться, они сами нас боятся. Мне так папа говорит.
– Тогда придумай, как мы будем его запрягать?
– На гвозде у входа в телятник сбруя висит, – ответила Полина. – Кто сбегает?
– Твоя идея, ты и беги, – сказал Паша.
– Трусы, – огрызнулась девочка и, больше не пререкаясь, сама побежала на ферму. – Стойте там, где стоите, – крикнула она им уже издалека. Ребята пожали плечами и улеглись в траву.
