Кстати, о тюрьмах. Последний остров Банджабада, расположенный чуть поодаль от остальных, – это как раз таки тюрьма. Стены, вздымающиеся со дна океана и тянущиеся до самых небес, скрывают за собой все самые чудовищные страхи наших раздумий, это пристанище обреченных – демонов Банджабада, так их называют, все они убийцы, бескомпромиссные и пощады не знающие. У них нет принадлежности к темным или светлым, к людям или нелюдям, это проклятые существа, отвергнутые всем родом земным, и даже природа их отвергает, гибнет и вянет при их пришествии. Души напрочь прогнили от той едкой злобы, что внутри сидит, кровь наполнилась ядом и стала черной, как смола, тело омертвело, стало бездыханно и замерзло – в общем, страсти, да и только. Их бы прикончить всех до одного, мертвюг этих, да вот только мертвого не убить, такой вот парадокс, потому их там и держат, обрекая на страшные мучения и истязания.
– Я видел их там, на острове, – тихо сказал мальчик, кулаки его были сжаты, а лицо побледнело.
– Да? – тихо поинтересовался Гордоф, чуть ли не шепотом. – И что же ты видел?
– Когда они пришли, все потемнело, зелень посерела и стала усыхать. Их, кажется, было несколько, а с ними какое-то существо, я точно не знаю, я не видел его, оно было в длинном балахоне.
– Наверняка существо это было весьма внушительного роста?
– Да, два с половиной метра, не меньше. Они убили всех, кто был им не нужен, кроме тех, кто смог сбежать и спрятаться. Они убили всех, кто пытался сражаться. Детей они сначала не трогали, собрали всех в огромный загон, я видел, как этот высокий и его демоны ходили сквозь них, нюхали, осматривали, закрывали глаза, прикасаясь к ним. Они выбирали, кого оставить себе, а кого убить. Еще я слышал их разговор, они, кажется, искали вазу или банку – не помню, что-то такое. По-видимому, у кого-то из детей был предмет, который был им нужен, но наверняка я этого не знаю.
– Наверное, они искали сосуд, не так ли?
– Да, именно.
– Как думаешь, по какому принципу они отбирали детей?
Мальчик отрицательно помотал головой, грустно глядя в пол.
– Я почти ничего не помню. Это как вспышки, иногда я вспоминаю, но то, что я вижу, похоже на сон. Помню, как все бежали, помню лес и речку, и крики, помню, как горели дома и как кричали люди, – эти воспоминания как бы имеют свое начало, но середины и конца в них нет. Все похоже на мелкие обрывки рисунка, не имеющие никакого смысла, пока их не собрать воедино.
– Ну а что было до всего этого?
– Ничего не было, – твердо ответил мальчик, глядя в глаза Гордофу.
– Как же это?
– Пустота. От момента прощания с Шер в Дарте до момента, когда все началось. Я не помню совершенно ничего. Но какая разница, мы ведь скоро вернемся, а там уж…
– Чего?
– Я слышал, о чем вы говорили… ну, там, на палубе. Вы запечатаете нас, так ведь, мы не сможем вспомнить.
Гордоф был шокирован, и его больше беспокоило не то, что мальчик все слышал, а то, как спокойно он это принял.
– И что же, не будет никаких истерик или пререканий? Вот так вот спокойно? Удивительный вы юноша.
– Я знаю, что по-другому домой мне не вернуться. Я очень скучаю, понимаете, там моя тетя Шер и друзья. Тем более я не хочу помнить это, мне страшно. – Вогдас был просто ребенком, ранимым и искренним. – Но только, пожалуйста, расскажите мне все это, когда я стану старше, я должен найти Асшаю. Я слышал, Борис сказал, что так можно.
