Твой психолог был неправ. Почему терапия бывает бестолковой и ранящей - страница 10

Эта книга вовсе не является автобиографией, но здесь и далее я использую в ней истории из своей жизни по трём причинам.

Во-первых, мы говорим о переживаниях «сложного» клиента изнутри его восприятия психологической работы. И, конечно, проще описывать своё восприятие, чем чьё бы то ни было. Так я могу показать всё это полнее и точнее, во всех логических связках, которые о другом человеке можешь никогда и не узнать.

Ниже вам встретятся также и взгляды других людей, и описания клиентских случаев уже через призму моего профессионального опыта.

Во-вторых, говорить «у меня было вот так» или «я вижу это вот так» – это симпатичный мне способ сказать «и вот так бывает тоже» или «у вас могло происходить что-то подобное». Без замаха на «это точно происходит у всех одинаково». Поделиться чем-то важным и, может быть, расширяющим привычное восприятие, не скатываясь в поучения и не навязывая идею некой объективности и универсальности, в которую, как вы можете догадаться, я не слишком-то верю.

В-третьих, есть и более личная причина. Я с сердечной благодарностью вспоминаю каждую историю о «сложном» опыте в прошлом или настоящем от людей, которых считала уж точно счастливыми и благополучными, психологов и не только. Про которых в более юном и наивном возрасте была уверена, что в этой жизни им «просто повезло» – в отличие от меня, уж конечно.

Было невероятно важным видеть за экспертностью, благополучием или успехом также и «живые» истории людей во всей их неоднозначности и сложности индивидуальной траектории. Видеть бэкграунд, то есть изнанку, внутреннюю кухню, а не простую данность: либо человеку повезло, либо нет. То неуловимое, о чём поётся в песне «Ты не один» группы Brainstorm: «И пусть никто не объяснит, никто на свете не расскажет, какой огонь в груди горит, какая боль стоит на страже».

Всё это было для меня глубоким выдохом: то, что я ощущаю «сломанностью», вовсе не предопределяет всю дальнейшую жизнь.

Будет здорово, если и мои истории принесут кому-нибудь выдох и облегчение. Это бы означало, что у меня получилось передать эстафету дальше.

Когда-то давно, ещё на первом или втором курсе факультета психологии, мне не давала покоя идея, что психолог тогда считается хорошим, когда у него много часов терапии за плечами. К тому моменту я пока ни разу не бывала на личных консультациях и поэтому только очень приблизительно представляла себе, как вообще происходит для клиента этот процесс. Какой запрос нужно придумывать для работы, что именно психологу нужно говорить.

Некоторые наши преподаватели были практиками и готовы были давать нам такой опыт – то есть играть роли наших терапевтов. Мне показалось, что это отличная возможность, так что я быстренько записалась и в назначенное время пришла.

Не было чего-то определённого, что бы меня беспокоило и что можно было бы взять точечной мишенью для работы. Но общий фон моего состояния был каким-то болезненным, неспокойным и неприятным. Я не могла бы назвать, с чем именно это связано – оно как будто бы маячило постоянной тихой музыкой к сюжету кино, как будто бы продолжалось всю мою жизнь. Это фоновое состояние я и обозначила в качестве проблемы.

Психолог работала со мной в гештальт-подходе4. Раз за разом она задавала вопросы, связанные с прошлым и, чаще, с настоящим; я рассказывала всё это, а затем она просила назвать, какую эмоцию это вызывает во мне. «Что ты сейчас чувствуешь? А вот об этом, что ты чувствуешь?».