Какое удовольствие прогуливаться по опен-спейсу, который мы ласково называем «спортзалом», и ловить: честные восхищенные взгляды мужской половины коллектива, и не позитивные, но оценивающие взгляды женской.
Хотя все эти метаморфозы не ради этого.
Я даже себе не признаюсь в том, что я жду… Я знаю, что мы должны приступить к новой серии переговоров по проекту N, чтобы кардинально пересмотреть соглашение. А значит, будет много встреч по нему. И на этих встречах будет Он. И, конечно, Он заметит эти изменения во мне. И эту мою чёлку, и то, как я похорошела с ней. А ещё я жду, что я посмотрю Ему в глаза, и сразу пойму, помнит ли Он о той нашей случайной предновогодней встрече…
Я даже с собой не говорю о том, чего я на самом деле жду. Но это – такое ожидание, и такое состояние, когда вся обыденность вокруг вдруг приобрела необъяснимую значимость. Когда окружающая серость, всё та же серость, но теперь стала фоном для волнующего ожидания, и оттого эта серость вдруг заиграла палитрой новых красок. Каждый день наполнен ожиданием и смыслом. Ничто не сравнимо с этим состоянием. Других альтернатив ему просто нет.
…Говорят, что январь – мёртвый месяц для бизнеса, что его деловая активность равна нулю, и нужно просто пережить его морозы и его неподвижность. Я всё это прекрасно понимаю, но уже в самом разгаре третья декада, а по проекту N ни одного приглашения в календаре. Мне это кажется странным. А ещё я уже неделю наблюдаю за Володей некоторые странности. Он вроде тот же хороший коллега, но старается не обсуждать со мной рабочие моменты. При этом у него какой-то виноватый вид, что ему совершенно не идёт, а меня настораживает.
В один из дней он не выдержал и подошёл ко мне. Его глаза в чёрной роговой оправе показались ещё более виноватыми, так что стало очевидно: у всего этого есть повод.
– Тут, знаешь, такая ситуация, – Володя сразу перешёл к делу, – Даже не знаю, как ты воспримешь. Мы же уже пару раз по проекту N собирались за последние две недели.
– Мы – это кто?
– Ну… я, Елена, Тимур, партнеры наши с Тарановым во главе, представители акционера, их юристы. В общем, в таком, достаточно расширенном составе…
– А почему я не участвовала в этих встречах? Почему мне никто ничего не сказал?
– Елена сказала, что не нужно тебя приглашать. А Тимур, он не стал возражать.
– Ты шутишь?
– Нет, я не шучу. Я тебе давно хотел сказать. Но как-то не хотелось тебя расстраивать. Хотя, подумай, что тут расстраиваться? Наоборот, здорово же! Ты же сама знаешь, какой это тяжёлый проект. Я даже тебе немного завидую, что ты в нём больше не участвуешь.
Я молчу, не зная, как реагировать на эту неожиданную новость. В обычной ситуации, конечно же, я бы только облегченно выдохнула: «Одним проектом меньше. Да ещё каким, самым „мучительным“ проектом».
Но не сейчас. Сейчас я не могу. Я даже не представляю, как это может быть. Этого невозможно допустить.
– Знаешь, Володя, я разберусь с этим. Спасибо, что сказал.
Я уже забыла про Володю и направляюсь в кабинет Тимура.
…Тимур – мой директор, а ещё соратник, защитник, и, если не друг, то, как минимум, вдохновитель и человек с хорошим чувством юмора. Что уже само по себе значит немало. Поэтому попасть к нему я могу в любое время. Слегка подвинув носком туфли его приоткрытую дверь.
Тимур сидит, погрузившись в мир своего лэптопа, с взъерошенной шевелюрой, и теребит остатки щетины на плохо выбритом лице. Это значит одно – Тимур в напряжении, значительном. Поэтому на его чувство юмора и легкость рассчитывать не стоит. Скорее всего, он даже не погрузится в вопрос, не связанный с его напряжением. Но я не могу, я не в состоянии ждать. Для меня это настолько важно, что, кажется, что весь мир должен озаботиться тем, насколько неприемлема для меня сложившаяся ситуация.
