- Ваш чай, - улыбнулась женщина и, пройдя в комнату, поставила поднос на низкий журнальный столик, - Я вам еще немного печенья принесла. Шоколадное. Как вы любите.
- Спасибо, Елена Михайловна, - вымученно улыбнулась я, - Что бы я без вас делала?
- Думаю, вы бы потеряли сознание от голода, – ответила женщина, возвращая мне улыбку.
- Наверное, - вздохнула я.
Елена Михайловна приблизилась ко мне и взглянула на холст.
– Красиво.
Я скептически посмотрела на неё и поморщилась.
- Не нужно меня жалеть. Я знаю, что картина ужасная.
- Почему же ужасная? – возразила Елена Михайловна.
- В ней нет жизни. И это совсем не то, что я хотела.
- А что вы хотели?
- Я хотела…, - переведя взгляд на зарисовки, я устало опустилась на диван, - Я хотела, чтобы изображение было живым, радостным. Хотела передать красоту летнего дня, хотела, чтобы человек, смотрящий на картину, чувствовал всепоглощающее счастье, потрясающий аромат цветущих лугов, чтобы он ощущал прикосновение свежего ветра к лицу. Хотела…
Я замолчала и тоскливо посмотрела на домработницу.
- В общем, я хотела совсем не то, что у меня получилось.
- Трудно нарисовать счастье, когда душа плачет, - ответила женщина, пристально смотря мне в глаза, - Может быть в этом дело?
- Я должна закончить картину к концу недели, - простонала я.
- Нарисуйте другую.
Я вопросительно взглянула на женщину.
- Нарисуйте картину, которая найдет отклик в вашем сердце, - сказала она, отвечая на мой немой вопрос, - Нарисуйте то, что вы чувствуете.
КАМИНСКИЙ
Закрыв глаза, я лежал в джакузи, наполненном водой, благоухающей ароматом цветов сакуры. Мыльная губка скользила по телу, лаская кожу. Упругие горошины девичьих сосков коснулись моей груди.
Я вытянул руку и прижал ладонь к изящному миниатюрному телу. Рука скользнула по плоскому животу, а потом опустилась на внутреннюю поверхность бедра девушки.
- Мой господин…, - выдохнула она, - Позвольте Ханако любить вас.
Я открыл глаза и взглянул в черные как ночь глаза, подернутые поволокой страсти. Маленький аккуратный ротик Ханако был слегка приоткрыт, обнаженная грудь, по которой стекала мыльная пена, вздымалась от глубоких частых вдохов.
Мои пальцы ласкали шелковистую кожу меж разведенных бедер девушки, а затем плавно проникли в нежную податливую плоть.
С губ Ханако сорвался стон.
- Позволяю, - произнес я и обхватил губами маленький коричневый сосок.
ЕСЕНИЯ
- Ну как? Тебе нравится? – напряженно спросила я.
Встав рядом с подругой, я уставилась на свое творение. Яростные огненно-красные языки пламени «плясали» по холсту, подбираясь к призрачно-белому силуэту девичьего тела. Лицо и тонкие руки девушки были подняты вверх, словно она взывала к милости незримых богов, моля о пощаде, моля избавить её от мучительной смерти и защитить от безжалостного огня.
Но боги были глухи к мольбам обреченной, и алое пламя, подобравшись к девушке вплотную, уже ласкало ее хрупкий стан, сжимая в своих страстных смертельных объятиях.
- Это… Это…, - подруга перевела взгляд на меня, - Это просто ВАУ!
- Уф, - облегченно выдохнула я.
- Есения! – пафосно произнесла подруга, - Со всей ответственностью заявляю! Ты – гений!
- Мне тоже кажется, что неплохо получилось, - робко улыбнулась я.
- Неплохо?! – возмущенно воскликнула Люда, - Это твоя ЛУЧШАЯ РАБОТА!
- Ты меня необъективно оцениваешь.
- Поверь мне. Я более чем ОБЪЕКТИВНА и никогда не стану хватить то, что мне не нравится. Ты забыла, что я – искусствовед и картинами занимаюсь с тех пор, как научилась говорить?
