— Да там она где-то, — кивает в сторону зала. — Пошли, а то она мне всю плешь проест, если я не приведу тебя к ней как можно скорее.
Я смеюсь, крепче сжимаю дедушкин локоть и иду. Шаги даются тяжело, приходится заставлять себя передвигать ноги. Я никогда не любила находиться в центре внимания, мне неприятно, когда десятки незнакомых глаз смотрят на меня оценивающе. Я бы многое отдала, чтобы родители не устраивали этот вечер, но у папы на носу висит новый контракт, и, кто бы мог подумать, возможный партнер вместе со своей семьей в данную минуту находится в гостях у нас. Это не только праздник, это вечер, чтобы найти новые связи и заключить выгодные сделки. В нашем обществе любой праздник превращается в бизнес-вечер.
— А вот и наша красавица, — расплывается в счастливой улыбке бабушка, притягивая к себе и целуя в макушку.
— Привет, бабуль. Я так рада вас видеть.
Большую часть времени я провожу в кругу родственников, иногда позволяю себе роскошь — уделяю папиным гостям две минуты на разговор ни о чем. Иногда кружусь в танце с молодыми ребятами, они на несколько лет старше меня, только это все ерунда, по сравнению с папиным недовольством. Папа, словно коршун, следит за их руками, чтобы лишнего не позволяли. И испепеляет меня сердитым взглядом, явно намекая, что с выбором платья я ошиблась.
— Как думаешь, он придет? — грустно улыбаясь, интересуется Милана, появившаяся передо мной как черт из табакерки.
— Не знаю, — голос выдает тоску. — Я не жду его.
— Врешь.
На такое я просто решаю промолчать, нет смысла что-то доказывать. Мы обе понимаем, что Милана права, а я так… врунишка.
Мы болтаем какое-то время, пока Милану не уводит наследник сети автосалонов, и я не остаюсь одна. Не могу сказать, что мне одиноко, скорее некомфортно. Беглым взглядом осматриваю гостиную, ищу, в какую сторону бежать.
— Надо поговорить с Алексеем, — замираю, слыша в голосе отца лед. — Не понимаю, как он одобрил эту тряпку.
Я никогда не боялась гнева отца, потому что всегда знала, что бы я ни сделала, папа никогда не поднимет на меня руку. Никогда не обидит, не разобравшись. Он всегда садился на корточки, чтобы быть наравне с маленькой проказницей, заглядывал в глаза и разговаривал. Просто разговаривал. Интересовался, почему я поступила так, а не иначе. И сейчас… я не боюсь его, но тем не менее не рискую поворачиваться к нему лицом.
— Не понимаю, о чем ты, — сжимаю ножку бокала и прячу глаза от отца.
По-прежнему не хочу заглядывать в его глаза. Знаю, он все поймет без слов, только вот от этого в тысячу раз больнее.
— Действительно, — папа хмыкает, делает шаг ко мне и тихо, чтобы слышала только я, произносит: — Мы ведь оба понимаем, что только он имеет на тебя влияние.
Молчу.
Тут мне нечего сказать. Папа в очередной раз прав, и это бесит. Неужели мои чувства так заметны? А боль, которая каждый раз при мысли о нем разъедает изнутри, тоже заметна?
— Но…
— Ты выросла, Слава, но не достаточно, чтобы принимать важные решения в одиночку. Завтра в десять утра будь готова. Не стоит опаздывать на рейс.
Папа уходит, оставляя меня в замешательстве. Смотрю ему вслед и пытаюсь понять смысл брошенной им фразы. Что значит, недостаточно выросла? Что он хотел этим сказать? Неужели хочет предостеречь от боли? Ну так поздно уже.
С опаской оглянувшись по сторонам и не увидев препятствий, спешу скрыться. Мне срочно нужен глоток свежего воздуха и тишина, которая присутствует только в одном месте.
