Прохожу в ванную и встаю перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение. Глаза чуть припухли, но скорее из-за слез, нежели от выпитого. Взгляд цепляется за отражение и сердце пропускает удар. Серьга! На правом ухе она на месте, а вот левая мочка пуста. Черт! И когда я умудрилась ее потерять? У клуба, когда отбивалась от парней, или позже, когда надевала шлем?
Так обидно, это первые серьги, которые я тайком купила на свои деньги.
После окончания учебы, я задержалась в столице еще на три месяца, чтобы пройти практику. Отец был против выбранной мной профессии, но я с детства мечтала быть учителем начальных классов, и с трудом уболтала его позволить мне учиться на педагогическом. А потом под предлогом, что летом будут проходить ускоренные курсы по экономике, осталась еще на три месяца, чтобы оттянуть возвращение домой. Но вместо экономики я договорилась с директором одной из школ, что буду вести у них летние занятия для отстающих учеников, и освободилась только сейчас.
А тут Анька со своим клубом…
Прекрасно знала, что отец отмахнется от моего диплома, сочтет это баловством, он приверженец старых традиций уверен, что женщине ни к чему работать, она обязана сидеть дома и воспитывать детей. Мне и уговорить его отправить меня на учебу удалось лишь потому, что я уверила его: учить своих детей проще, если знать хотя бы основы педагогики. Он сдался.
А я поняла, что до безумия люблю заниматься с детьми. Они как солнышки, которые мне предстояло зажечь. А какая безумная отдача! От одной их улыбки хочется расправить крылья и лететь. За те три месяца, что я занималась с классом, я получила столько положительных эмоций, сколько ни получала за всю жизнь! А на последнем уроке то и дело смахивала слезы, потому что понимала, больше не увижу своих первых учеников.
Я вкладывала душу в их обучение, но получала в ответ гораздо больше. Их искреннюю преданность и любовь.
А что на свете может быть лучше улыбки ребенка?
Расстегиваю серьгу и кладу на полочку раковины.
Сначала в душ, а потом попытаюсь дозвониться отцу. Может он согласится дать мне поработать в школе хотя бы немного.
Выхожу из ванной, суша волосы полотенцем и слышу звонок. Бегу в гостиную, и поднимаю трубку.
– Привет, пап, – опускаюсь на диван, слушая знакомый голос.
– Дочь, я сейчас в аэропорту. Только прилетел, через час буду дома и хочу чтобы ты ждала меня в особняке. Есть срочный разговор.
Ни здравствуй, ни как дела. Коротко и по делу. В этом весь папа.
– Хорошо, я приеду.
– Я позвонил водителю, он выехал за тобой, так что собирайся. Увидимся дома.
На этом он прерывает звонок, а я откладываю телефон и вздыхаю.
Что-то случилось, судя по тому, что папа даже не спросил, как я долетела.
Неприятное предчувствие скребнуло внутри, и я поднялась, услышав звонок в домофон.
– Ангелина Викторовна, доброе утро, машина ожидает у подъезда, – голос консьержа звучит дружелюбно, но я едва ли это замечаю, все мысли заняты словами отца.
– Спасибо, я спускаюсь, – прерываю связь и иду в спальню, чтобы переодеться. Папа приверженец классики, поэтому вместо любимых джинсов надеваю черное кашемировое платье с глухим воротом. Накидываю пальто и обуваю черные лодочки.
Черт, забыла серьги!
Не разуваясь на цыпочках крадусь обратно в спальню к шкатулке. Достаю серьги колечки и вдеваю в уши. Так-то лучше.
Закрываю квартиру, и убираю в карман ключи.
Всю дорогу до особняка я не нахожу себе места, и нервно ерзаю на сиденье. И как оказывается, предчувствие меня не обманывает, потому что как только отец входит в дом он без предисловий рубит на корню все мои наивные надежды.
