На куртке у меня красовались пятна крови, джинсы были по колено в глине, кроссовки превратились в два ботинка космонавта. Она глядела на мои страшные глинистые ноги и молчала.
– Извини, с дороги, еще не успел переодеться.
– Зачем? Зачем ты пришел?
Она задыхалась. Ее душил гнев.
– Я?
– Ты! Что ты от меня хочешь?
– Ты знаешь.
– Сейчас же уходи. Уходи вон. Вон!
И добавила: «Брысь!» Махнула на меня, как на кота.
– Я… Я рад тебя видеть! Ты все такая же. Красивая. Охренеть. Нет, даже лучше, чем всегда!
– Уходи, понял? Уходи отсюда сейчас же.
Она стала подталкивать меня почему-то к балкону, не к двери. Ей очень нужно было, чтобы я смылся как можно скорее, и через балкон.
– Тут высоко, куда я пойду?
– Сумел же залезть.
– Вылезать труднее. К тому же у меня два, два дела к тебе, любимая, – заговорил я нарочно медленно, не двигаясь с места. – Как сделаю, так пойду.
– Какие еще де́ла? – недовольно, но уже постепенно сдаваясь, проговорила она. – И какая я…
Кажется, она хотела сказать, что не любимая мне, но сдержалась. Очевидно, в надежде, что, если не спорить, – получится быстрей.
– Первое – узнать, что читаешь. Чего не спишь?
– Господи, да просто бессонница у меня, не спится! Свадьба все-таки, жизнь меняется, вот и волнуюсь, неужели не понимаешь? Полночи пролежала, а потом… взяла первую попавшуюся книжку, Луговской, видишь, стоял на полке, бабушкина еще – мне понравилось, что она маленькая. Оказалось, стихи.
Я подхватил из ее рук золотисто-бирюзовую книжечку, с пожелтелыми страничками, раскрыл – из книжки выпала длинная травка-закладка, совсем свежая.
– Нет, та, которую я знал, не существует.
Она живет в высотном доме, с добрым мужем,
Он выстроил ей дачу, он ревнует… – начал я зачитывать вслух первый попавшийся стишок. – Надо же, в тему!
– Слушай, хватит.
– Он рыжий перманент ее волос целует.
Мне даже адрес, даже телефон ее
Не нужен…
Я читал под Толика с его детским восторгом и всхлёбом.
– Хватит!
– Ведь та, которую я знал…
– Я… – голос ее дрогнул, – я прошу тебя.
– …не существует, – закончил я и остановился. – Хорошо. Зачем ты читаешь эту фигню?
– Второе дело? – торопила она, и, судя по лицу, прислушивалась. Незаметно для меня – прислушивалась.
Он где-то здесь, рядом, на первом или втором этаже, возможно, даже за этой тонкой стенкой. Он сейчас расслышит шум и проснется. И явится сюда. Понятно, ей этого совсем не хотелось.
Я молчал, думал.
Она устало закрыла глаза, отступила к кровати. Я глядел на ее темные ресницы, какую легкую они дают тень под глазами, фиалковую, как же ей шло быть с закрытыми глазами. И опять выражение кротости начало пробиваться между аккуратных темно-рыжих бровей, на чистом открытом лбу, кротости и детскости.
– Второе дело? Нужно дать мне руку. Дай мне руку. Правую.
– Для чего?
– Чтобы исполнить мое второе дело.
– Это все? Все?
Она протянула руку. Холодную, почти ледяную. Ты замерзла, любовь моя? Замерзла?
Но произнес я другое.
– Нет, это только условие.
Почему она так послушна? Не закричит, не вырвется? Страх! Она боялась его. Что он проснется.
Я взял ее руку, легонько сжал.
– Тебе не надо выходить за него замуж. Не нужно. Нельзя. За него. Если так хочешь замуж, выходи за меня.
Уже при первых звуках этой фразы, которую я репетировал все эти ночные часы, пока ловил машины, шагал пешком, крал велосипед, уже при первых звуках собственного голоса я понимаю: побег, спешка, приезд сюда, взлет на балкон, все это – бессмысленно. Обречено. И все-таки я повторил, как можно спокойнее и уверенней.
