Сдавленный женский крик, или мне послышалось? Сажусь и оглядываюсь по сторонам.
— Заткни ты ей рот! — другой женский голос, уже точно не слуховая галлюцинация.
Подрываюсь с места и тихо ступаю среди деревьев. Они становятся реже. Виднеется широкая просека. На плоском камне лежит связанная обнажённая девушка с чёрными потёками туши на лице. Рот залеплен скотчем, глаза закрыты, щека в крови. Вокруг девушки толпятся человек десять в чёрных длинных плащах с капюшонами. Под ними рубашки с белыми манишками. Лиц не видно. Не разберёшь, бабы или мужики. Но тут уже и думать нечего. Секта! Один из адептов наскальных ритуалов опускается перед девушкой на колени, держа в одной руке чашу, в другой — длинный кинжал. Таким я разделываю дома рыбу на филе для засолки. Похоже, небо послало мне дивную заварушку, чтобы встряхнуться.
— А не слишком ли рано для мессы? — выхожу на поляну, разминая кисти рук.
Сектанты поворачиваются, как по команде, и их предводитель с ножом и чашей поднимается с колен. Гвардия кровожадных пингвинов ни дать ни взять.
— Обряд осквернён! — ближе всех ко мне стоит женщина.
— Какой хорошенький! — раздаётся звонкий женский голос из-под соседнего чехла.
— Всё, я спеклась! Жара невозможная! — одна из фигур откидывает капюшон, и остальные следуют её примеру.
Передо мной стоят девы, одна краше другой. Драка точно отменяется, но на смазливые мордашки я уже давно не падок.
— Что за туса? — прищуриваю глаза и пытаюсь припомнить секты последних лет. Расплодилось их, как плесени на забытых в кастрюле макаронах.
— Наша сестра отдалась мужчине и забеременела.
— Это позор для ордена, — щебечут девы наперебой.
— Мы не прощаем предательства.
— Мужчины — вселенское зло.
— Да, корень зла.
— В уставе ордена так и прописано!
— Ордена монахинь-кармелиток? — усмехаюсь и подхожу к деве с кинжалом. — В дурдоме амнистия была?
Она смотрит на меня из-под длинных ресниц русалочьими зелёными глазами. Губы девы дрожат. Едва успеваю перехватить взметнувшуюся вверх тонкую руку. Завернув её назад, вынуждаю выпустить нож. В следующую секунду тупая боль в затылке погружает меня в темноту.
***
Руслан
Скрежет металла вырывает меня из сна. Холодно, темно, голова — как колокол. Лежу раздетый на бетонном полу, завернувшись в простыню или холст. Полоска света проникает в странное помещение, выхватывая угол с металлическим унитазом. Включается свет. Голубой, как в морге, режет по глазам. Сажусь и прикрываю их ладонью. Я в тюряге? Нормально за колечком с цветочками скатался.
— Проходите, Фрол Матвеевич! Вот он, — в камеру вкатывается спиной вперёд мужчина-шар в полицейской форме. — Ваш или нет?
Следом входит Фрол и бросается ко мне:
— Рус, цел? — он садится на корточки и хватает меня за плечи.
Оглядываю себя. На мне нет ничего, кроме чёрного плаща.
— Твою ж мать! — не знаю, куда от стыда прятать глаза. — Лучше б меня пристрелили!
Давно не влетал как кур в ощип.
— Да, это Руслан Молодцов. Я забираю его, — бросает через плечо Фрол.
— Обвинения достаточно серьёзные. Без психиатрической экспертизы не обойтись, — разводит руками полицейский. — Тем более новости попали в сеть…
— Я ручаюсь за этого парня, как за самого себя, — выпрямляется Фрол, — и готов внести за него залог.
— Ваша репутация и имя творят чудеса, — тут же заводит новую песнь полицейский. — Сумму ведь вам озвучили?
— Да. Оформляйте документы, — Фрол поворачивается ко мне и, качая головой, протягивает мне руку. — Вставай, Бэтмен.
