– Именно-с, мое мнение, – что деньги нельзя, да и опасно давать в руки самой Катерине Ивановне; доказательство же сему – эти самые сегодняшние поминки. Не имея, так сказать, одной корки насущной пищи на завтрашний день и… ну, и обуви, и всего, покупается сегодня ямайский ром и даже, кажется, мадера и-и-и кофе. Я видел проходя. Завтра же опять всё на вас обрушится, до последнего куска хлеба; это уже нелепо-с.
Катерина Ивановна на новый дом Мармеладова не надеется и решает это дело отпраздновать «по-людски». Несмотря на осуждение многих. Но ведь они не понимают, что речь идет не о смерти, а о жизни, о воскресении. И Раскольников тоже отдает на это последние деньги свои, своей матери и своей сестры. Отдаёт на празднование Воскресения Лазаря. В реальность которого верил буквально.
– Трудно было бы в точности обозначить причины, вследствие которых в расстроенной голове Катерины Ивановны зародилась идея этих бестолковых поминок. Действительно, на них ухлопаны были чуть ли не десять рублей из двадцати с лишком, полученных от Раскольникова собственно на похороны Мармеладова.
Может быть, Катерина Ивановна считала себя обязанною перед покойником почтить его память «как следует», чтобы знали все жильцы, а Амалия Ивановна в особенности, что он был «не только не хуже, а, может быть, еще и гораздо получше-с» и что никто из них не имеет права перед ним «свой нос задирать».
В общем, Катерина Ивановна, по словам Сони, тоже заболела, но не чахоткою, а головой.
– Ведь она совсем как ребенок… Ведь у ней ум совсем как помешан… от горя. А какая она умная была… какая великодушная… какая добрая! Вы ничего, ничего не знаете… ах!
– Вы ничего, ничего не знаете… Это такая несчастная, ах, какая несчастная! И больная… Она справедливости ищет… Она чистая. Она так верит, что во всем справедливость должна быть, и требует… И хоть мучайте ее, а она несправедливости не сделает. Она сама не замечает, как это всё нельзя, чтобы справедливо было в людях, и раздражается… Как ребенок, как ребенок! Она справедливая, справедливая!
Получается, что Катерина Ивановна больна реальностью. Значит, она действительно аристократического рода, то есть инициированная. Только инициированная может справлять воскресение, когда другие видят только поминки. Не зря Свидригайлов говорит:
– Э-эх! Человек недоверчивый, – засмеялся Свидригайлов. – Ведь я сказал, что эти деньги у меня лишние. Ну, а просто, по человечеству, не допускаете, что ль? Ведь не «вошь» же была она (он ткнул пальцем в тот угол, где была усопшая), как какая-нибудь старушонка процентщица. Ну, согласитесь, ну «Лужину ли, в самом деле, жить и делать мерзости, или ей умирать?»
Кажется, нелепо думать, что Катерина Ивановна инициированная. Но ведь удивительными представляются и слова Свидригайлова, противопоставление Катерины Ивановны и Алены Ивановны. Одна вошь, по его словам. А другая человек.
Её, инициированную можно представить, как пришельца, спустившегося с небес на землю, чтобы в роли Катерины Ивановны адаптироваться к местным условиям. Роль Катерины Ивановны – это защитный слой Земли, который необходимо пройти инопланетянину, чтобы стать человеком. И он его проходит реально, на самом деле, то есть помнит о себе прежнем только что «мы благородное семейство сирот». «Почти аристократического рода». «Памяти, памяти у меня нет, я бы вспомнила!» Но вспомнить нельзя, иначе роль не будет выдержана. Инициированная здесь погибает, захлебываясь кровью. Адаптироваться не удается.
