Они ехали по бескрайней и пустынной дороге, сопровождаемые последними лучами быстро садящегося солнца. Путь к отелю был не близкий, он занимал 4 часа, а значит, они вернуться на место уже с рассветом.
Парис поудобнее уселась в кресло, и накинув на плечи мягкую шаль не заметила как задремала, несмотря на оживление, которое не прекращалось после лихих гонок, а теперь каждый наперебой другому делился своими впечатлениями.
Всё смолкло только спустя час, и в тот момент, когда уже никто не имел желания о чём—то вообще дискутировать, а водитель стал зевать и тут раздались выстрелы..
Переполох начался в автобусе не сразу, так как изрядно подуставшие туристы стали только продирать глаза, и с наступившим ужасом и паникой оглядывались по сторонам. Никто не сдвинулся с места, а уже было это строго воспрещено. Двое вооружённых с автоматами стояли перед испуганным народом, закрывая свои лица так, что только светились их карие глаза.
– Кто из вас хорошо говорит по-английски? – Строго проронил на поутихшую толпу один из них.
В автобусе хранилось гробовое молчание.
– Я задал вопрос, есть ли тот человек, который хорошо говорит по-английски? – Повторил он с той же интонацией, ничуть не придя в ярость от неполученного ответа.
– Я могу говорить, – Выкрикнула Парис, пытаясь побороть дрожь в голосе.
– Почему вы не ответили сразу?
– Потому, что я испугалась, как и многие тут и это нормально.
– А почему всё-таки ответили?
– Потому, что подумала, что могу пригодиться, и вы нас всё-таки отпустите. У всех из них есть семьи и дети. Им нужно вернуться домой, а у меня никого. Ни родителей, ни детей, так что, в общем-то, мне терять нечего. – Пожала бесстрастно плечами женщина.
– И вы настроились умереть?
– У меня нет причины ради чего жить.
Наступила пауза. Незнакомец пытливо посмотрел на подошедшую женщину.
– Вы правы, у ваших глазах нет жизни, нет радости. Ничего. Одна пустота.
– Вы хотите сказать, что более счастливы, чем я? – Удивилась Парис.
– У меня есть ради чего жить.
Женщина потупила взор и сохранила молчание, безмолвный ответ сказал больше, чем произнесённые слова.
– Вы ведь видите во мне что-то безжалостное, не имеющее сострадания, тупого фанатика, не особо думающего во что стрелять.
– Я этого не сказала. – Твёрдо отчеканила Парис.
– Об этом сказали ваши глаза.
Женщина в упор посмотрела на него.
– Вот уж кого изъело ржавчиной одиночество, так это мою душу, поэтому я не могу рассуждать о ком-то хорошо или плохо. Это не моя война и я не имею ни малейшего желания что-либо комментировать. – Спокойно ответила ему Парис.
– Меня зовут Маариф.
– Если вы слишком мне доверяете – стало быть, угроза – не миф, а реальность. – Бесстрастно констатировала женщина.
– Я читаю в ваших глазах слишком много негодования, кроме страха. У нас есть пословица: «Вы видите мою одежду, но не мою душу. Вы знаете мое имя, но не мою историю. Самое печальное то, что вам этого достаточно».
– Стало быть, вам так важно, чтобы я увидела в вас противоположную личность, которая при всём этом захватила наш автобус с мирными туристами?
– Вас отпустят через два часа. Никто ни кого не буде грабить и убивать. – Он показал ей спускаться вниз из автобуса наружу, где их ждали десять вооружённых воинов, а один оставался в автобусе.
– Тогда я позволю спросить вас. Всё-таки зачем?
– Как вы сами сказали – это не ваша война. Самое печальное, что вы не пытаетесь узнать ничего обо мне.
