Когда Ари наконец поднимается по лестнице, я улыбаюсь ему, но улыбка исчезает, когда он берет миску и вынимает овсяные хлопья, которые я только что убрала.
– Ты что делаешь? – спрашиваю я.
– Как что, поесть собираюсь, – отвечает Ари тем самым тоном, присущим подросткам. В нем звучит эдакое «ну и что?».
– Ари, я же только что все убрала. Мы сейчас выезжаем. – В моем голосе звучат жалобные нотки.
Ари что-то мычит в ответ и выливает в миску молоко.
Я какое-то время стою и молча смотрю на него. На эти красивые светлые волосы: они сильно отросли, но ему очень идет. Когда он был маленьким, у него были белые кудряшки, а сейчас пряди только волнистые – но это тоже красиво. Кожа у него гладкая – любой косметолог обзавидуется. Угловатые челюсти не дают назвать его лицо чересчур изящным.
Ари всегда был моей слабой стрункой: я не могу сказать этому ребенку «нет» и во всем уступаю. Этот ребенок всегда заставляет меня улыбнуться – даже сама мысль о нем. Рассердиться на Ари я просто не в состоянии.
– Что у тебя с пальцами? – спрашивает он.
– Ничего, – отвечаю я, сжимая кулаки так, чтоб не было заметно ногтей. Кутикула и кожа ниже ногтей давно не бывали в таком жутком состоянии. У меня привычка грызть ногти, я бы все пальцы сгрызла до основания, если б не могла держать себя в руках. Но всерьез я их не грызла уже много лет, с подросткового возраста, а сейчас, видимо, сделала это во сне. Когда я проснулась, у меня на наволочке повсюду были мелкие капельки крови, а во рту привкус железа. Сейчас два пальца у меня замотаны пластырями с изображением зверушек – единственными, что удалось найти, – словно я маленький ребенок.
Ари хмурит брови; они у него чуть темнее, чем светлая шевелюра. В детстве он был – одни глаза. И длинные темные ресницы, как у куклы.
В кухню вошел Гест, а с ним ворвался холодный сквозняк. Он забыл закрыть входную дверь: я вижу краем глаза кусты перед домом. Ветер гоняет по тротуару увядшие листья. Шелест их о тротуар на удивление громкий, словно кто-то прибавил мощности звука. А во всем остальном убавил. «Три, два, один…»
– Я заправил машину, – сказал Гест.
– Отлично. – Я широко улыбаюсь и скрещиваю руки. – Значит, можно выезжать.
Триггви
В группе в «Фейсбуке», которую семья создала для подготовки к предстоящей поездке, больше всего места занимало обсуждение погоды – кроме последних трех дней. Ведь согласно первым прогнозам погода обещала быть необыкновенно хорошей для ноября: солнце, безветрие, относительно тепло и преимущественно без осадков. На страничке люди в шутку спрашивали друг друга, не купили ли они солнцезащитный крем. Но во вторник прогноз круто изменился: сейчас обещали осадки и сильный ветер, первый циклон зимы – в субботу, которая выдастся необычно холодной; по крайней мере, так сказал вчера синоптик в выпуске новостей, предостерегая зрителей от всяческих поездок. Мне ужасно хочется повторить шутку про солнцезащитный крем, но не уверен, что у них хватит чувства юмора оценить ее. К счастью, циклон обещают во второй половине дня, а значит, поплавать на корабле по Брейда-фьорду в полдень мы, скорее всего, еще успеем.
По-моему, немного забавно, что про этот новый прогноз никто и не вспомнил, а в последние дни Оддни отходила от телевизора, едва начинался прогноз погоды. Мне кажется, это из-за того, что она не желала ему верить и попросту решила не обращать на него внимания.
