От его слов к горлу подкатывает комок, дышать становится тяжелее. Он ошибочно принимает это за возбуждение и за согласие. Берет меня за руку и пытается увести за собой.
Уши закладывает, перед глазами чернеет, внутри меня зарождается крик, но я давлю его.
Мне не страшно. Не страшно. Я всегда могу сказать «нет». Женщина имеет право отказаться в любую минуту.
И ничего не случится.
Я имею такое право.
Имею.
Я могу, могу…
– А может, ты права и мы не будем тянуть? – Широкая ладонь упирается в стену по одну сторону от меня. – Тогда у нас два варианта: или ты по-быстрому сделаешь то, что хотел сделать я, и удовольствие получу только я…
Вторая его рука ложится мне на бедро и недвусмысленно опускается вниз.
– Или тоже по-быстрому, но удовольствие получим мы оба.
Вкрадчивый голос, горячая ладонь, взгляд, обжигающий мои губы, – он уверен, что у меня ни единого шанса перед ним устоять. А меня начинает трусить, стоит только представить…
– Уже дрожишь. Конфетка, ты такая чувствительная…
– Нет.
На его губах расцветает снисходительная ухмылка.
– Этого не нужно стыдиться. Я же чувствую. Это хорошо, что ты такая отзывчивая, все будет еще круче, чем я представлял. Ну же, Конфетка…
Он склоняет голову, чтобы поцеловать, и я резко отворачиваюсь. Его губы задевают щеку, я чувствую его мокрый язык. Нет, не могу больше…
Пытаюсь его оттолкнуть, но и этот жест он принимает за кокетство. Оставив мое платье в покое, кладет ладонь поверх моей и кивает:
– Да, Конфетка, ты попала почти в самое сердце. Но болит у меня не там. Если ты опустишься чуть пониже…
Хочу отпихнуть его – не получается. Он уверенно тянет мою ладонь вниз, к своим брюкам.
Не слышит…
Он тоже не слышит…
Мой взгляд выхватывает детали: темнота, приглушенные звуки музыки, щебет какой-то ночной птицы, скольжение шин, а потом все это сгущается в сплошной комок мрака и оглушительной тишины. Когда я вижу, как шевелятся его губы, понимаю, что он что-то мне говорит, но единственное, что слышу, – как набатом бьет мое сердце, разливая по венам уже не адреналин, а страх.
Страх, который я давлю в себе, прячу его за улыбкой. Несколько секунд форы, пока он думает, что я согласна, что он меня убедил. На ощупь расстегиваю сумочку, и немного успокаиваюсь.
Я в безопасности. Я могу за себя постоять. Я могу, имею право сказать ему «нет».
– Я не хочу.
– Что?
– Я не хочу, – повторяю. – Пожалуйста, отпусти мою руку.
От неожиданности он даже подвисает, а потом матерится и лишь сильнее сжимает мою ладонь. Он злится, я вижу, как надувается вена шее. Взгляд становится неприязненным, а сигаретный запах, кажется, усиливается.
Если он меня не отпустит… Я нащупываю в сумочке и сжимаю электрошокер. Может быть, все обойдется. Но если нет…
Не обходится.
Он все-таки взрывается и выплескивает на меня свое недовольство. Буквально захлебывается и шипит, когда говорит. Никакого милого шепота.
– Да какого хрена ты думаешь, что можешь вертеть своим задом, а потом не желать его дать?!
Я дергаю электрошокер, но моя рука немеет в сумке, когда я слышу сбоку холодный голос Руслана:
– Как занимательно. Выбрал девочку, а сам… Думаю, твоим друзьям было бы интересно узнать, чем ограничивается круг твоих интересов.
Олег резко разворачивается и прищуривается, пытаясь рассмотреть в тени того, кто с ним говорит. Темная одежда, тусклое освещение, да и Руслан не облегчает ему задачу – стоит, упираясь плечом в стену.
