– Я не подглядывала, – вспыхиваю я.
– А что ты делала? – хмыкает он.
– Я просто… ну… то есть…
От волнения я машинально начинаю теребить воротник пижамной кофты, оттягивая его ниже, и кусаю губы. Я всегда так делаю, когда нервничаю.
Внезапно Дима хмурится, отворачивается и резко говорит:
– На меня такие штучки не действуют. Можешь даже не пытаться.
– Какие штучки? – непонимающе спрашиваю я. – Дим, ты о чем?
– И невинность тоже изображать, блядь, не надо, – рявкает он. – Бесит.
Он тянется за штанами, которые валяются тут же, быстро их надевает и прямо так, без куртки, в одной футболке, уходит на балкон курить. А я остаюсь сидеть на кровати, растерянно глядя ему вслед.
Про что он вообще говорил? Про то, что я оправдывалась? Но я ведь ничего плохого не сделала! Ну посмотрела разок, ему-то от этого что? И при чем тут невинность? Зачем мне ее изображать, если у меня и правда нет особого опыта? Поцелуи с одноклассниками и один поцелуй с Лешим не считаются. Это было скорее смешно, чем приятно.
А Дима взял и зачем-то наорал на меня. На ровном месте буквально.
Становится жутко обидно. Как в детстве, когда ты не виноват, а тебя все равно наругали.
Вздыхая, я иду в ванную умываться и переодеваться, но на этот раз предусмотрительно закрываю задвижку на двери. Волосы собираю в высокий хвост, внимательно разглядываю свое лицо и с досадой замечаю несколько новых прыщей на щеках. Черт, ну вот откуда они берутся? По идее, пубертат у меня уже прошел, за кожей я ухаживаю хорошо – мажусь кремом и прочими штуками, которые мне дарит Мария, так что должно уже все быть в норме, не? Или я вхожу в тот процент особых счастливчиков, которые всю жизнь будут ходить в прыщах?
Кажется, природа прям основательно на мне отыгралась. Еще бы знать за что!
Из ванной я сразу иду на кухню, открываю холодильник и вижу, что все, что я заказывала, прибыло, вот только Дима распихал продукты по полкам абсолютно как попало. Поэтому я вытаскиваю все на стол и начинаю раскладывать так, как мне нужно: овощи в нижний ящик, молоко в боковую дверцу, сыр на эту полку, мясо на другую, а яйца в специальные ячейки.
– Тебе в душ не надо? – спрашивает хмуро Дима, появившись в дверях. От него пахнет холодом, свежестью и совсем немного сигаретным дымом. Он что, стоял все это время на балконе?
– Не надо, я уже там была, – сухо отвечаю я.
– Окей, – он делает шаг к ванной, а потом вдруг оборачивается: – Могу у тебя шампунь занять? Мой у Марии, а новый я не сообразил заказать. Куплю сегодня.
«Мылом хозяйственным мойся, придурок», – хочется мне сказать, но я все же не настолько злая.
– Бери, – роняю я.
– Спасибо.
Он поворачивается и уходит, а я вдруг вспоминаю, что у меня их два, и кричу:
– Тот, на котором гранат нарисован!
Хлопает дверь ванной, но я надеюсь, что он меня услышал. В конце концов, я достаточно громко кричала.
Закончив с раскладкой продуктов, я мстительно забираю последний кусок пиццы, грею его в микроволновке и наливаю себе чай. Вообще-то я хотела пожарить нам на завтрак яичницу с сосисками и помидорами, помню, что Дима ее любит, но теперь фиг ему! Раз такой грубый, пусть сам себе готовит! Или в ресторанах питается!
Но не успеваю я откусить первый кусочек, как вдруг по квартире проносится рык:
– ЛЕНА, БЛЯДЬ!
Я вздрагиваю и поворачиваю голову, и как раз в этот момент в дверном проеме вырастает Дима. Разъяренный, с голым торсом и в одних штанах, которые, кажется, он надел на мокрое тело, потому что они слишком облепляют его ноги. Я, приоткрыв рот, смотрю на его мокрую обнаженную грудь, смотрю, как с кончиков темных волос падают капли воды на широкие плечи и стекают вниз, к маленьким коричневым соскам, а потом еще ниже, на живот…
