— Отцом.
— Хреновый из тебя отец, Славик. Ты три года просрал и совсем не знаешь своих детей. Они выросли. Ты им в качестве подарка что приволок? Автоматы и пистолеты? Джедайские мечи?
— Увидишь, — с улыбкой произносит Слава.
Он совершенно спокоен, в то время как я не на шутку распалена. Зла на него за то, что у него всё просто. Он не думает о чувствах детей, вертит ими так, как хочет. Сегодня я хороший папа, завтра могу пропасть, а затем снова появиться и улыбнувшись, спросить, почему один из сыновей отворачивает от меня голову. Была бы под рукой ваза — так бы и разбила ее о его голову, но увы ни вазы, ни чего-то, чего не жалко, у меня нет.
При этом я понимаю, что к самому Славе у меня нет абсолютно никаких чувств. Они умерли еще во время последнего года нашей семейной жизни. Четыре года после мы спокойно уживались, он мне не мешал, забирал детей, гулял с ними, изредка дарил подарки. Был неплохим отцом, за исключением последних трех лет. Я ненавижу его за них. За то, что Олег всё это время его ждал, за злость и обиду Паши, за то, как он с ним обошелся. Руки чешутся ворваться в квартиру и выбросить его подарки Олегу через окно.
Я зла за его длительное отсутствие и нежелание хотя бы извиниться. Он ведь заявился, как будто так и должно быть. И повел себя не как виноватый за длительное отсутствие отец, а как герой, нашедший в себе силы спасти человечество. Ждал, что к нему побегут. Частично дождался. Я помню этот триумф в его глазах, когда Олег подбежал, обнял. Он чувствовал себя победителем.
— Твои юристы ничего не сделают, — он усмехается. — На твой счет сегодня капнула сумма, с лихвой покрывающая сумму алиментов за прошедшие три года. Я ведь тоже не последний человек теперь.
Он вздыхает и трет лицо руками, запускает пальцы в волосы, будто поправляя их.
— Да и давай честно. У меня свой бизнес, множество знакомых в столице, а ты… моделька.
Он кривится, будто произнес ругательство. Я знаю, что ему не нравилось то, чем я стала заниматься, он не хотел никаких подработок и показов. Запрещал. Хотя я надеялась, что поймет. Как позже поняла — зря. Разводиться нам нужно было еще до контракта. Рвать с мясом. По живому.
— Знаешь, почему Паша тебя ненавидит? — выплевываю напоследок. — Потому что он все видел той ночью, — шиплю. — Он знает все до мельчайших подробностей и никогда тебя не простит.
Я отхожу на несколько шагов, чтобы полюбоваться потемневшим от злости лицом бывшего мужа. Вот они — эмоции. То, что вывело его из себя. То, что заставило злиться. Он делает шаг ко мне, но останавливается, глядя куда-то мимо.
— Сонь, — моих плеч касаются сильные руки, знакомый родной голос Ромы успокаивает. Я перестаю нервничать, но начинаю трястись, будто от жуткого холода.
— Доброй ночи, — прощается Слава. — Еще увидимся. Подумай о том, чтобы не препятствовать моим встречам с сыновьями.
Он уезжает, Рома о чем-то меня спрашивает, но я едва ли его слышу. Трясусь так, что челюсти стучат друг о друга, а руки не слушаются. Окоченели, хотя на улице тепло.
6. Глава 5
— Рассказывай по порядку, — требует Рома, когда нервозность немного спадает, и я могу нормально разговаривать.
После горячего чая и таких нужных мне сильных объятий я успокаиваюсь и теперь могу трезво мыслить. Я хотела уколоть Славу напоследок, а получилось, что вспомнила всё сама, пропустила через себя и разволновалась. Эмоционально меня, конечно, накрыло. Сейчас я понемногу восстанавливала свою стабильность, но вместе с ней внутри зарождалась и злость. Поверить не могу, что Слава решил мне угрожать!
