— Ох-ох, много ли там тех денег было! — съязвила она.
— Мама, успокойся, — повернулся Ренат на мать. — Это уже ни в какие ворота. Не превращайся в базарную бабу. Никогда не думал, что ты такая!
Потом он подошёл ко мне ближе.
— И ты тоже, успокойся, Надя. Надо поесть, ты зеленая вся. Поехали, позавтракаем в другом месте.
Живот заурчал, во рту загорчило, действительно, хоть что-то надо было съесть.
Наверное, ничего криминального нет в том, чтобы мы позавтракали где-то вместе. Лишь бы не здесь.
— Ладно, — выдохнула я и продолжила обуваться, а Ренат последовал моему примеру.
— Куда? — выскочила свекровь в коридор как раз тогда, когда брат моего мужа помогал мне надеть шубку. Мне захотелось закатить глаза — ну почему именно в этот момент она вышла? — С ней?!
— Иди на кухню, мама, — строго сказал ей Ренат, подталкивая меня к двери. — Я вернусь уже вечером.
— Но… Ренат! Куда ты с этой… С этой…
Свекровь что-то продолжала бурчать, но её уже никто не слушал. Мы вышли на улицу и захлопнули дверь, отрезав от нас поток не самых приятных слов в мой адрес.
20. 20.
Мой деверь поставил передо мной кофе и наггетсы с сырным соусом.
Сейчас, утром, особенно сильным было с одной стороны сходство братьев, с другой — отличие. Богдан никогда не готовил и не носил для меня завтрак.
Он обычно приходил, садился за стол, ел, вставал и уходил. Его не заботило то, как я себя чувствую, могу ли я подать ему обед или мне нехорошо, и ему придется самому о себе позаботиться. Такой вопрос даже не стоял. Отчасти, я сама виновата в этой ситуации. Именно я вот так замкнула на себе все хозяйство. На кухне мой муж даже ориентироваться не мог. Не знал, где какая посуда: ложки, вилки, чашки. Только его стакан, из которого он воду пил всегда стоял на столе у кувшина с водой.
И мне нравилось быть хозяюшкой, которая сервирует стол, накрывает, угощает, потом все убирает, посуду моет. Да, я даже посудомойку редко использовала — ну и куда мне было маникюры разводить?
И я ведь искренне верила, что это нормально, что так и должно быть, все так живут, и что моего мужа все устраивает!
Дура.
Просто голубая дура… Наивная до нельзя.
Господи, да та же Анфиса, какой бы стервой она ни оказалась, говорила мне не раз и не два, что надо задуматься о своей внешности! Не борщами и пирогами едиными мужики сыты! Почему я её не послушала? Может быть, не было бы сейчас так мучительно больно.
— Надя, о чем задумалась? Ешь давай. — Ренат с аппетитом уплетал свой завтрак в кафе фаст-фуда. Почему-то нам захотелось сбежать от всей это чопорности, надменности и ресторанной еды и спрятаться от всех тут, на островке простой и вредной еды. За окном мело, снежинки кружились и опадали, а нам было тепло здесь, в кафе.
Отвечать я не стала, отпила ещё немного принесённого мне Ренатом капучино. Это единственное, что вообще сейчас лезло в меня от нервов. Потом всё же решилась взять один из наггетсов, окунула его в соус и откусила.
Ну ничего. Обратно не полезло, жить можно.
Интересно, где они купили такие классные панировочные сухари?
Надо бы спросить у менеджера заведения, потом приготовлю Богдаше такие дома…
Я несколько раз сморгнула непрошенные слёзы, которые тут же начали накатывать.
Я опять забылась и рассуждаю внутри себя так, словно мы всё ещё вместе.
Снова боль стиснула грудь словно путами, до крови, оставляя ссадины.
Дышать стало тяжело, будто меня бетонной плитой придавило.
