Ты не верь слезам - страница 21



– Даша, блин! – стону я, засовывая голову под подушку. – Ну, почему ты не выбрала себе гитару? Это ж сдохнуть можно, какая тягомотина!

– Ой, что ты понимаешь в высоком искусстве музыки, Света? А песни орать в микрофон, это искусство, по-твоему? А у меня скрипка начала двадцатого века! – обижается соседка. Она из Новосибирска, и относится к нам свысока, я, Катя и Таня из глубокой провинции, а она из миллионника.

– Конечно искусство. И у тебя – искусство, но уж очень печальное. Аж зубы сводит. Сыграй что-нибудь повеселее!

– Что тебе повеселее? «Руки вверх»? Даже пачкать не буду смычок об эту «недомузыку».

– Ой, все. Дай поспать!

– Это общежитие, Светка! И на часах уже одиннадцать, хочешь тишины – сними себе квартиру!

– Спасибо за совет, Дашечка! Паганини – привет!

Сил с ней ругаться нет, и я снова проваливаюсь в дремоту.

Дашка неплохая, но как многие творческие люди, не очень хорошо относится к современной музыке. Особенно она терпеть не может эстрадное пение. По ее мнению, все певицы стремятся надеть трусы, расшитые бисером и скакать по сцене с голым задом, раскрывая рот под фонограмму. Первое время я пыталась с ней спорить, но потом бросила. Хочет пиликать на скрипочке и мечтать о славе Ванессы Мэй? Пожалуйста! Каждому – свое.

Кое-как провалявшись до часу, я встаю. В глаза как песка насыпали. Делаю домашку и иду в коридор отрабатывать сценическое мастерство, благо там есть большое зеркало. Я подготовила басню, получается неплохо.

На обед у меня пельмени, которые я щедро сдабриваю сметаной и сливочным маслом. Пока проблем с лишним весом нет, но в будущем нужно будет держать себя в форме. Марьяша, например, с десятого класса ходит в зал и тренируется, я пока выезжаю на природных данных.

После обеда созваниваемся с ней.

– Привет, звезда! Как ты? – спрашивает она меня, потягиваясь в своей кровати.

– Я норм. А ты как, звезда?

– Ой, только проснулась.

– Вернулась поздно?

– Ага, – хихикает, – точнее рано. Шесть утра на часах вроде было, плохо помню.

– Куда ходили?

– В «Желтую канарейку», с Яной и Ангелиной.

– О, класс! Как погуляли?

– Да вообще супер! Ты знаешь, с парнями там познакомились. Они, правда, староваты уже, лет по двадцать пять им. Но тусили как молодые!

– Марь, – хохочу я, прихлебывая растворимый кофе. – Ну, какая же это старость? Им всего двадцать пять!

– Ну пусть так. Зато с деньгами. Мы с Маратом потом кататься поехали по ночной Москве, у него Ауди ТТ, впервые на такой гоняла.

– Москвич?

– Не, лимитчик из Таганрога, но красивый. Номерами обменялись, вечером позвал сходить куда-нибудь.

– Очень рада за тебя!

– А ты чего? Работала?

– Ага, – вздыхаю. – Еле встала. Дашка на скрипке своей пиликала, аж голова разболелась!

– Бедняга. Сегодня опять работаешь?

– Да, до пяти.

– В гости пригоняй, мама грушевый пирог испечет, твой любимый.

– Спасибо, Марь. Но не успею, в семь уже на месте надо быть, подготовиться, микрофоны настроить. Кстати, я с звукарем договорилась, песню записать свою.

– Ого, у него что, студия своя?

– Не, у него группа. А студия по знакомству у кого-то.

– Круто! Ну ладно, вставать надо, мама уже раза три заглядывала.

– Маме привет! Целую тебя!

– И я тебя!

Марьяха. Я честно не знаю, зачем она поступила в Гнес. Учиться ей не нравится, пары прогуливает, в конкурсах не участвует. Когда ей было лет двенадцать, родители даже клип ей снимали, запускали на ютубе канал с ее участием, но прорыва не случилось. Как она мне рассказывала, мама с самого детства прививала ей любовь к музыке, папа – геолог, вечно в разъездах. Сама же Марьяша мечтала стать стилистом, любила шить и рисовать, но мама и слышать ничего не хотела. Голос у нее, конечно, есть, поэтому решено было идти на эстрадно -джазовое отделение.