Ты помнишь, мама? - страница 3

И снова радио. Мария Григорьевна Петрова, Николай Трофимов, Бабанова и другие любимые замечательные актёры. Сперва сказки, рассказы, затем «Ромео и Джульетта», «Пер Гюнт» и так далее. Я четыре раза слушала «Пер Понта» Эдварда Грига и только на пятый раз дослушала его до конца. Не потому, что мне было скучно и я засыпала. Нет, я засыпала потому, что было очень поздно.

Маленькая девочка просто уставала и незаметно для себя погружалась в сон. Так было у меня со многими спектаклями, операми. К счастью, я росла, а по радио старательно повторяли мои любимые вещи: «Овод», сказки, рассказы. Я и сейчас всё это люблю послушать.

До шести лет я ходила в ясли. В детсад больного ребёнка не хотели брать, даже не взглянули. Я перешла в самую старшую группу и ещё два года ездила со всеми ребятишками на дачу.

Спасибо вам, добрые люди! До сих пор помню вкусные ясельные котлеты и кофе с молоком. Почти всегда я застревала за столом дольше всех. Зимнее утро. Темно и сыро. Морозец пощипывает лицо. Мама несёт меня в ясли. Мы являемся первыми, няня уже успела истопить печь. Готовится завтрак. Послевоенное время.

Я помню, как дорога из дома в ясли была вздыблена, перелопачена и просеяна через сито, чтобы оформить черты будущего бульвара. Как мы с мамой радовались, когда прижился кустарник у подножия молодых тополей! Жил он одно лето. Люди безжалостно вытаптывали едва окрепшие кустики. Но каждую весну все посадки возобновлялись. Потом на бульваре появились удобные скамейки, на которых любили сидеть старушки и молодые мамы со своими детьми.

Теперь нет ни бульвара, ни кустов под тополями. А стоят ли ещё тополя?

Напротив нашего дома стояла школа из розового кирпича. Многие кирпичи долго сохраняли следы пуль. Под окнами школы – высокая насыпь, которая заменяла детям ледяную горку – опасную, так как санки вылетали на проезжую часть дороги.

Со временем насыпь срыли, и вдоль дороги встала ограда, за которой появились пришкольный садик с вишнями и клумбы с цветами. В ту пору я была уже во втором классе. Учителя ходили ко мне с первого по четвёртый класс на дом, и я до сих пор помню, как звали мою первую учительницу. Как и мою маму, её звали Антониной Ивановной.

Ещё дошколёнком мама приводила меня под окна нашей школы, я пряталась от ветра за высокое крыльцо. Здесь, в закуточке, кто-то придумал для ребятишек насыпать большую кучу жёлтого песка. Сюда прибегали малыши со всех домов. Здесь дети лепили «песочное пирожное» и, как всегда, рыли туннели…

Вот дом и парадная, куда меня привезли из роддома. На четвёртом этаже, возле выступающей комнаты (этот выступ называли «фонарём»), а рядом наша самая маленькая комната. Если смотреть из окна, то выступ был слева.

Наша с мамой комната была действительно самой маленькой во всей коммуналке, самой сквозной, и некуда было деться от прохладного ветерка, гулявшего по коридору от парадной двери, напрямую, легко проникавшего в комнатку напротив, то есть к нам. Эта комнатка когда-то принадлежала гувернантке или горничной, так как когда-то всей квартирой владел один хозяин. Во всей квартире был красивый светлый паркет, высокие потолки, которыми все жильцы гордились, как обычно гордятся личными качествами.

Преимущество высоких потолков обсуждалось часто и с большим удовольствием. Я знала почти каждую половицу на ощупь, так как с четырёх лет встала на коленки и до восьми лет хорошо ползала. К шести годам стала ходить, держась за спинку маленького стульчика. Иногда даже бегала с ним и дважды падала, один раз свалившись на бок, а второй раз перелетев через спинку стульчика. От этого полёта у меня надолго остался глубокий шрам на нижней губе.