– Мне кажется, нам не стоит продолжать эту беседу, – Фетль почувствовала, как ее голос начал срываться. – Поминальной службы в школе не будет. Однозначно. Я вам отказываю.
Мужчина в сером пальто сделал шаг назад. Его взгляд прошелся по углам кабинета.
– Мне очень жаль, что я доставил вам неудобство, – словно и не было никакого разговора, произнес он.
Фетль набрала в грудь воздуха. Ее сердце было податливым по отношению к обществу, но иногда люди просят невозможное. Ей не раз приходилось отказывать, но никогда прежде она не ощущала такого желание пойти против правил. Ей было жаль господина с каменным лицом, и пусть она, по-прежнему, испытывала к нему осторожность, после того, как он отступил, в ее груди словно разжалась пружина.
– Мне тоже очень жаль, – сказала учительница. – Я не могу вам ничем помочь. Надо мной тоже есть начальство, и оно не одобрит вашу просьбу.
Освальд сделал еще один шаг назад, после чего развернулся к выходу. Его широкая спина едва поместилась в дверной проем, настолько он был огромным. За дверью он вновь повернулся к учительнице.
– У вас есть дети. Мальчик и девочка.
Фетль испытала некоторое отчуждение. Тень сомнения поползла по ее лицу.
– Большую часть времени вы уделяете девочке, и вот вам мой совет. Когда придет час, выслушайте своего сына. Он скажет вам очень важную вещь. Возможно, вы в нее не поверите. Но вам придется.
Фетль промолчала. Она с трудом понимала, о чем идет речь. Ее голова гудела и раскалывалась. А еще к ней подкрадывалось ощущение, что мужчина в сером пальто наводил на нее порчу.
– Пожалуйста, – повторил Освальд и положил на стол карточку со своим телефоном. Он сделал это почти незаметно. Фетль не опустила глаз, и карточка точно исчезла. – Послушайте его.
Он вышел и закрыл за собой дверь.
Учительница рухнула на стул. Короткий и беспутный разговор закончился, и теперь она чувствовала, будто ее вывернули наизнанку. Желудок сводили спазмы, во рту стоял приступ горечи, и настроение от пережитого дня было подобно сумраку, упавшему на город в момент солнечного затмения. Она смотрела на дверь, дверь смотрела на нее, и в таком положении Фетль просидела до тех пор, пока в кабинете не стало совсем темно. Чтобы не пугать случайных посетителей, Марина Александровна зажгла настольную лампу и в кружке с чаем увидела свою ручку. Она вынула ручку, вытерла носовым платком и поставила в органайзер. После этого ее взгляд опять остановился. Она чувствовала в себе огромную дыру. Из головы не выходил странный собеседник. Она уже забыла его имя, но не его образ и взгляд. Она подумала, что если этот господин придет к ней во сне, то, скорее всего, она не проснется.
И все же Фетль была уверена в правильности своего решения. Поминальная служба в общеобразовательной школе – это полный край. Она представила, что будет после того, как поминки закончатся, и ее охватил озноб. Ее телефон разорвется от звонков родителей в первый же день. Претензии посыплются, как яблоки в плодовый год, и чьей-нибудь маме обязательно придет в голову написать заявление в полицию.
– А как он сказал, – проговорила она в полной тишине. – В школе поселится… хаос.
«Еще неизвестно, какой хаос поселится в школе, если поминальная служба здесь когда-нибудь произойдет», – подумала она.
Сил на сочинения больше не осталось. Она закрыла тетрадь и встала из-за стола.
– Я хочу домой, – протянула Фетль. – Я устала. Если кто-нибудь скажет мне хоть слово, я просто пошлю его… обратно. Пусть приходит завтра.
