Теперь мы молчали все трое.
– Моя фамилия Херасков, – сказал сварливый голос наконец. – Я знаю, каково это, когда ночью один и не спится. Я дам вам свой нормальный номер. Вас как зовут?
– Шизофреник, – сказал я.
Херасков
Всё началось с того, что умер Кристофер Робин. Да, тот самый – из книжки про Винни-Пуха. Это было (одну минуту, некролог вклеен в мой ежедневник за 1996 год, что ни о чём, учитывая специфику моих ежедневников, не говорит) в 1995-м или 96-м году, в общем, довольно давно. Не в том дело, что эта смерть меня потрясла (с чего бы?), но я стал обращать на некрологи внимание, вырезать… собирать практически коллекцию. (И тогда же перечёл «Винни-Пуха», чтобы убедиться, что мальчик и все остальные на своих местах – и всё в порядке.)
И вот десять лет прошло. Другие ежедневники за другие годы: Никулин, Вицин, Артур Миллер. Михаил Девятаев (Герой Советского Союза, лётчик, сбежавший из фашистского концлагеря на двухмоторном бомбардировщике «Хейнкель-111»). Лолита Торрес. (В результате прекращения сердечно-дыхательной деятельности.) Английская королева-мать. (На сто втором году жизни.) Ханс-Георг Гадамер, сто два года полных. (Умер Гегель XX века, написали газеты.) Д. Версаче. (Убит.) Грегори Пек. Роберт Палмер. Астрид Линдгрен. Всеволод Абдулов. (Друг Высоцкого.) Академик А. М. Панченко. (Этого я знал лично.) Доктор Ватсон (В. Соломин) и, через пару лет, инспектор Лес-трейд (Б. Брондуков, в нищете и забвении где-то на Украине). Александр Володин. Доктор Хайдер. (Тот, который двадцать лет назад голодал у ворот Белого дома, борясь с американской военщиной.) Лени Рифеншталь. Куда-то делся некролог Пиночета. (Неужели еще жив?) Кен Кизи. (Помню, как удивился, раскрыв газету. Я-то думал, он помер давным-давно.) С. Аверинцев. (Скончался в Вене.) Рейган, Марлон Брандо. (Один за другим, летом 2004 года.) Ясир Арафат. (Что написать в скобках?) Хантер Томпсон. (Самоубийство.) Фаулз. М. Л. Гаспаров. Я плакал, когда узнал про Гаспарова. Потом плакал, когда узнал про Зиновьева. А потом понял, что плакать больше не над кем. Когда помер Ельцин, я предпочёл не реагировать.
И Гриега
Буква «игрек» в испанском алфавите называется «и гриега». Собственно, этим мои испанские познания ограничиваются. Когда-то я знал какой-то иностранный язык, забыл какой. Наверное, английский. Все сейчас знают английский. Когда я ещё интересовался такими вещами. У меня были фильмы, книги, словари. И готовность всем этим пользоваться. А потом всё исчезло. Постепенно.
Я даже не уверен, что готовность исчезла первой.
У человека должны быть враги, друзья, жизнь. А у меня вместо всего этого – телевизор, и порою я думаю. Что не продешевил. С высоко поднятой башкой я вступаю в ряды детей, домохозяек и всех тех. Кто за неимением своей жизни живёт чужой. Иже серафимы, как говорит поганец мой старший брат. Всё забываю спросить, о чём это.
Собственная жизнь. Сверхмассовый тираж издания. Богато иллюстрировано паршивыми фотографиями. Потрудитесь уточнить. Кто кого имеет. Когда тебя. Окунают мордой в ведро с помоями и приговаривают: живи своей жизнью! живи своей жизнью! твоя жизнь интересная! твоя жизнь уникальная! И никто в это не верит: ни тот, кто окунает, ни ведро, ни помои, ни, тем более, ты сам.
Я чувствую, что злюсь. Кожей чувствую свою собственную злобу. Которая течёт по мне, как пот. Я тону, утопаю. Единственный человек, который хорошо ко мне относится, – это собака моего братца, точнее, его жены. Я хотел завести собаку, но какая будет жизнь у собаки торчка? Я же могу забыть покормить, выгулять. Самое ужасное. Что собака простит. Если не сдохнет, конечно. А что, если я сдохну – и пёс будет сидеть рядом и не понимать, в чём дело.
