Ты, я и никого больше - страница 2

Утро и начало дня ничем примечательным не запомнились. Встал, привёл себя в порядок, пожрал и пошёл читать.

Я люблю читать по пятьдесят страниц в день. Есть у меня такое нестрогое правило, которое я соблюдаю. Ни страницы больше, ни страницы меньше. Сделал я это лишь потому, что почитать на вечеринке мне не дадут, а после мне уже расхочется. Я очень горжусь своим маленьким хобби. Никто, я уверен, из сверстников моих так часто не читает. А я читаю! Бывает, даже получаю некоторого рода «респект» со стороны старшего поколения. Ещё они хвалят меня за то, что я послушный и тихий, вежливый молодой человек. Им просто непонятно, что я слишком боюсь на них ругаться и хамить. Все мои достоинства не более, чем порождение трусости. Я им это, кстати, как-то раз сказал и мне ответили, что я себе вру и это, на самом деле, благодетель, имя которой – кротость.

Я так и не запомнил, почему именно кроткие – блаженны.

Сидя в углу комнаты, где я всего лишь вчера лелеял мечты о близости, мною активно читалась Бабелевская «Конармия». Я ничего не понимал из того, что происходило на страницах книги и просто думал о том, что меня ждёт сегодня. Стоило, наверное, отложить чтиво, пойти прогуляться да посреди улицы побить себя кулаками в голую грудь, чтобы придать себе уверенности, но пятьдесят страниц – есть пятьдесят страниц…

Я закончил ежедневный читательский ритуал и сел за компьютер. Поиграл в «Радиоактивные осадки: Новый Вегас» и пошёл обедать. В этот раз меня уже позвали родители. За столом мы сидели, почему-то, молча. Было ощущение, что кто-то из нас страшно напортачил и теперь мы вынуждены выдерживать эту вот десятиминутную минуту молчания. Они что, видели, как я в игре убивал мародеров или случайно прочитали мои вчерашние мысли об однокласснице – похотливом симулякре?

Только к концу трапезы отец, кажется, вспомнил, что он, вообще-то, обеспокоен моим социальным благосостоянием.

– На вечеринку идешь сегодня? – как-то с напором спросил он.

– Иду, – спокойно ответил я.

– Иди, иди. Сэлфи не забудь только! Ну и, если что, то предохраняйся, – по кухне раскатился неприятный такой смех.

– Ага. Если кого там и будут иметь, то только меня. Да и то из жалости.

Поговорили. Я покушал, не помыл посуду, надел джинсы с джемпером, мило попрощался:

– Пока.

– Пока – ответили два голоса сразу, – Удачи, – как-то по-доброму добавила мать.

В убитых кроссовках я поплелся в назначенное место. Я воткнул в уши свои дешевенькие беспроводнухи и включил случайное проигрывание любимых треков. Заиграла бешеная песня «Гражданки» и я под слова о том, что главный герой не оставляет следы на свежем снегу понял, что я забыл дома предаться моей каждодневной постыдной страсти. Я часто так делаю, чтобы в общественных местах не смущаться от неожиданных… Восстаний. Впрочем, ни разу такого не было и я, в принципе, даже и не знаю, чего боюсь, но вдруг! Будь я крутым чуваком, то в такой неловкой ситуации я бы выпалил что-нибудь, типа: «Да, деточка, меня так и распирает, как видишь. Хочешь скинуть со мной это неприятное бремя? Уверен, что тебе оно доставит…» – фу, твою мать, о чём я думаю вообще.

А могу ли я ещё о чём-нибудь думать?

И кто меня за это осудит? Мыслепреступления не наказуемы.

По крайней мере сейчас.

Песня кончилась, и я неожиданно понял, что попал в интересное место. Сначала я прошел вдоль двора и детского сада, но сейчас я нахожусь между пустырём с заброшенными недостроенными зданиями и жилым кварталом. Крайне любопытное сочетание. Жизнь и нежизнь такая, получается. В ушах заиграла какая-то попса для педиков, но переключать я не стал. Всё-таки надо настроиться на то, что на вписке будет играть как раз такая музыка. Даже хуже.